Вдруг стало светло. Небо… такое чистое, как в первый день создания мира. Издалека донесся рокот волн.
Кто-то крикнул:
– Шторм!
Воздух сделался плотным, вязким, словно кисель. И тут как шарахнет по ушам. Хлыст упал на четвереньки. Превозмогая нестерпимую боль в голове, и слыша шипение, будто мозг превратился в продырявленный воздушный шар, пополз к пещере. Потухающим зрением уловил очертания воткнутой в песок палки. Размытой тенью руки схватил факел, поволочил за собой. Вперед… еще... еще…
Хлыст открыл глаза. Под спиной твердо, вокруг могильная тишина, гробовая тьма, и лишь в голове тренькают колокольчики. Мазнул пальцами по уху. Теплое и липкое – кровь. Нащупал сбоку факел. И что теперь? Пещера представляла собой лабиринт с множеством ходов и ответвлений, с ямами-ловушками и тупиками. Сколько раз братки пытались одолеть его, чтобы узнать, откуда приходит Хвостатый, но ничего у них не получалось – не хватало длины всех веревок, что были в лагере. А ведь такой простой и надежной была задумка увязаться вслед за ракшадами.
Хлыст судорожно сглотнул и зашелся в крике от прострела в перепонках. Он знал, что орет во все горло, но ничего не слышал. Сдавив руками уши, заставил себя замолчать. Долго лежал, не смея закрыть рот – малейшее движение мышц лица возвращало адскую боль. Заложило нос. Ладони прилипли к щекам и занемели.
Хлыст отклеил один палец, другой… Теперь сомкнуть челюсти… медленно, очень медленно… Оставить маленькую щелку, чтобы всасывать воздух.
Полез в карман, вытащил размокший коробок спичек. Пощупал штаны. Зараза… обмочился и, похоже, не только…
Где-то рядом выход. Он не мог уползти далеко. Или мог? Или он пролежал целый день, и сейчас ночь? Или он умер? Рот наполнился слюной. От страха во рту должно пересохнуть… Жар в груди исчез. По ногам пополз колючий холод, затряслись колени, застыло сосулькой в паху, изморозью покрылся живот. Такое с ним уже было, давно, в «Котле», когда проходил посвящение в смертники. Значит, он в аду.
– Эй… – сказал Хлыст, слегка шевельнув языком.
Сказал или подумал? Слюна потекла по подбородку. Стало быть, сказал. На лицо что-то теплое «кап»… Хлыст вытер лоб, покатал липкий сгусток между пальцами. Сверху «кап-кап»… Плохо, что не дышит нос.
Осторожно перевернулся на живот. Встал на четвереньки. Вдруг что-то вцепилось в космы, в ухо, в загривок. Десятки крючков разодрали щеку. Из волос удалось вырвать нечто. Хлыст оцепенел от ужаса. В кулаке трепыхались пальцы-крылья, обтянутые упругой кожной перепонкой.
Загнутый крючок вонзился в глаз, еще один в шею, туда, где бьется сердце. Хлыст упал. Когтистая лапа проткнула висок.