— Последняя, — промолвил Драго.

Адэр окинул взглядом огромное помещение, вдруг ставшее узким коридором:

— Теперь расставляйте картины в хронологическом порядке — на холстах сзади указан год. Период — двадцать лет. Каждому периоду — свой зал. Полотна времен правления Зервана в холл. Его портреты отдельно. Ставьте год за годом.

Стражи и защитники забегали. «Первый период мне», — раздалось справа. «Пятнадцатый кому?» — прозвучало за спиной. «Зервана сюда», — послышалось от двери. Адэр примостился на подоконнике — Парень улегся у ног — и уставился на разрушенный фонтан в центре дворцовой площади: каскад с тремя водопадными лестницами; на ступенях обломки скульптур; вокруг фонтанной чаши фрагменты ограждения из малахита — не успели украсть…

Через пару часов приблизился Драго, смахнул со лба пот, вытер руку о мокрую рубашку:

— Мой правитель! Мы закончили.

— Уходите, — промолвил Адэр.

Страж вздернул брови:

— Куда?

— На дворцовую площадь.

Урбис отделился от толпы:

— Я остаюсь!

— На площадь! — Адэр соскочил с подоконника. — И вы, маркиз Бархат.

Он переходил из зала в зал. Иногда возвращался. Перед некоторыми полотнами стоял подолгу, какие-то пейзажи одаривал всего лишь взглядом. И наконец, добрался до холла. Сделал несколько кругов по гулким мраморным плитам. Кебади говорил, что в последние годы правления Зервана на страну обрушились несчастья: ливни, землетрясения, засуха. Так и есть. До всех бед Грасс-дэ-мор походил на сад. Даже были дороги. Много дорог, везде. Дороги из гранитной брусчатки. Ее выковыряли и растащили, как изумруды из Площади Любви. Дубравы и рощи выкорчевали с корнями. Луга занесло песком. Долины выжгло безжалостное солнце.

А вот замок… Боже! Это его замок! А там, где сейчас перед лестницей аллеи, плещется море! Адэр прижал руку ко лбу — этого никогда не вернуть… Уселся на пол посреди зала и, взирая на полотна, перенесся на столетие назад. Через какое-то время повернулся лицом к другой стене и вновь нырнул в прошлое. Снова повернулся.

Грасс-дэ-мор… Богатая, плодоносная держава без поистине великого правителя потеряла корни, почувствовала бесполезность существования и превратилась в Порубежье. Исчезли все ценности, наступила великая тьма: нет цели — нет смысла; после смерти нет жизни; и всё, что делается — рутина.

Адэр подошел к портретам.

Счастливые родители в пурпурных одеяниях. Безмятежный младенец в нежнейших кружевах. Адэр опустился перед полотном на колено, притронулся пальцем к ладошке ребенка:

— Ну, здравствуй, Зерван!

А вот здесь тебе лет шесть. И сидишь ты… Ты сидишь в саду! На скамье, которую отреставрировали полгода назад — каменная спинка в пчелках и бабочках… Удивительные светло-серые глаза и волнистые русые волосы. Ты похож на мать и отца — половина наполовину. На сиденье букетик сиреневых цветов. Кого-то ждешь? Ждешь… По глазам видно.