– Даже не представляешь, как. Никому нельзя входить в дом без разрешения хозяина. Ты этого не знала?

– Знала.

– И никому не позволено притрагиваться к чужой женщине.

– Знаю, Иштар. Знаю.

Повернув голову, он искоса посмотрел на Малику:

– Я накажу твоего человека. Строго накажу.

Она пожала плечами:

– Разумеется.

– Похоже, это тебя забавляет.

– Нет.

– Ты не воспринимаешь мои слова всерьёз.

– Иштар… я каждый день, каждую минуту воспринимаю всерьёз. И ещё никогда в жизни не осознавала серьёзность моего положения, как сейчас. И жалею, что из-за этой чёртовой чаруш ты не видишь меня. Если бы ты посмотрел мне в глаза, то понял бы, что творится в моей душе. Но я не могу позволить себе быть слабой: плакать и ползать перед тобой на коленях. Я ни перед кем не буду ползать на коленях. Понимаешь?

– Ты не станешь молить о пощаде?

– Мольбы для виновных.

– А он, значит, ни в чём не виноват.

Малика положила ладонь поверх руки Иштара, сжимающей перила. Легонько провела пальцами по гладкой горячей коже:

– Неужели ты до сих пор не понял, что зло – это я. Я постоянно спорю с Богом. Глубоко верующие люди такое не прощают. Сегодня я выиграла спор и праздную победу. Не порти мне праздник. Давай о наказании поговорим завтра.

– Ты разрушаешь каждую часть моей жизни, – сказал Иштар, глядя на пальцы Малики. – Мой разум плавится.

– Скоро я исчезну, и ты забудешь, что мы вообще встречались, – промолвила она и, вскинув руку, указала поверх паланкина. – А вот и Альхара.

– А ему что надо? – спросил Иштар, устремив взгляд на топающего по аллее легата шабиры.