Светлый фон

Адэр мог бы обвинить Безбура – главного финансиста страны – в предательстве: ведь это с его согласия Эйра показала на аукционе подделку. И после аукциона маркиз стоял на своём, мол, он вместе с Эйрой придумает, как выбраться из ямы. Но теперь, оставшись без сообщницы, струсил. И нажать на него нельзя: вдруг в страхе растрезвонит по всему свету, что банковская система Грасс-дэ-мора держится на обмане.

А как же красиво он говорил! «Спасение страны», «внутренний стандарт», «стабильная национальная валюта». Да, в хранилище уже собрано достаточное количество драгоценных камней, стоимость которых намного выше стоимости алмаза, будь он настоящим. Но Адэр никак не мог придумать правдоподобный способ избавиться от фальшивки.

– Ладно, начнём по порядку, – сказал Вилар, усевшись на скамью. – Что ты намерен делать со сватовством к Леессе.

– Ничего. Великий договаривается – пусть сам и женится.

– Адэр! Это серьёзно. Это очень серьёзно!

– Пока на брачном контракте не появится моя подпись, все эти разговоры будут только разговорами.

– К Норфалу ты не позвонишь.

– Позвоню, но говорить о болезни не стану.

– Безбура отпустишь?

– Он хочет покоя и тишины? Хочет вишенку на торте? Я принесу ему торт.

Вилар улыбнулся:

– И что это значит?

– Я устрою ему праздник жизни. А вот с этим, – промолвил Адэр, указав на клочки газеты, – я разберусь сейчас.

Через полчаса Гюст объявил о приходе командира охранительного участка Мадраби и, посторонившись, пропустил Крикса в кабинет правителя. Вытянувшись по стойке «смирно», командир устремил взгляд на Адэра.

– Ты знаешь, как плебеи называют окрестности моего замка? – спросил Адэр, пролистывая газеты.

– Не знаю, мой правитель.

– А должен знать, – сказал Адэр, хлопнув ладонью по столу. – Думаешь, почему я вытащил тебя из конюшни и разрешил надеть эту форму?

– Потому что ради вас я готов на всё, мой правитель. Потому что вы можете доверить мне любое задание, и я никогда не спрошу: «Почему?» И если я по своему незнанию допустил ошибку, я её исправлю.

Многословие Крикса слегка остудило нервы.

– Толстосумы, – сказал Адэр. – Моего ребёнка назвали уродом.