– Дерфель? – окликнула меня Игрейна. – Дерфель!

– Госпожа?

– Ты задремал, – упрекнула она.

– Это все старость, милая госпожа, – отозвался я, – просто старость.

– Итак, Элла погиб в битве, – гнула свое она, – а Ланселот?

– Все в свой срок, – твердо объявил я.

– Расскажи сейчас! – настаивала она.

– Я же сказал, госпожа, все в свой срок, – повторил я. – Терпеть не могу историй, в которых конец опережает начало.

На миг мне показалось было, что Игрейна просто так не отступится, но она лишь вздохнула, раздосадованная моим упрямством, и перешла к следующему неотвеченному вопросу по списку:

– А что сталось с саксонским защитником, Лиовой?

– Он умер, – отозвался я. – Умер ужасной смертью.

– Славно! – обрадовалась она. В глазах ее вспыхнул живой интерес. – Расскажи!

– От недуга, госпожа. В паху у него образовалась опухоль, так что и не сесть, и не лечь, и даже стоять ему было мучительно больно. Лиова худел на глазах и наконец умер, весь в поту и в ознобе. Так нам рассказывали.

– Значит, Лиова вовсе не погиб при Минидд-Баддоне? – вознегодовала Игрейна.

– Он бежал вместе с Кердиком.

Игрейна недовольно пожала плечами, как если бы, упустив саксонского защитника, мы не оправдали ее надежд.

– Но барды… – промолвила она, и я застонал, ибо всякий раз, когда моя королева упоминает про бардов, я знаю, что мне вот-вот предъявят их версию событий, каковую Игрейна неизменно предпочитает моей, хотя история создавалась у меня на глазах, а барды в ту пору еще и на свет-то не родились. – Барды, – повторила королева твердо, пропустив мимо ушей мой протестующий стон, – все сходятся на том, что битва Кунегласа с Лиовой длилась почти все утро, и Кунеглас сразил шестерых поединщиков, прежде чем ему нанесли предательский удар сзади.

– Слыхал я эти песни, – сдержанно проговорил я.

– И что же? – сверкнула глазами она. Кунеглас приходился дедом ее мужу, и на карту была поставлена фамильная гордость. – Что ты на это скажешь?

– Я там был, госпожа, – просто сказал я.