Я присела на корточки, не в силах удержаться от щенячьего обаяния, и тискала пушистую копию Нюфа.

— Да, я очень бы хотела… А знаете, я же теперь здесь прописана, — немного слукавив, ответила Анне, — и могу взять на воспитание это чудо. Эй, хочешь обосноваться на Набережной? Хочешь бегать и ловить чаек, а?

— На Набережной? — В голосе женщины прозвучало откровенное удивление. — Там же дома закрыты.

— И что?

— Ты удивила меня. Правда будешь жить там?

— Буду. Анна, а можно забрать щенка прямо сейчас?

— Да, конечно, солнышко! Я знала, что малыш тебя дождется! Запоминай: кушает три раза в день — в восемь, два и в восемь. К улице приучен, дома терпит. Костей не давай, мясо ест сырое, я капаю рыбьим жиром и витаминами, чтобы рахита не было. И творогом раз в день корми.

— Хорошо.

— А назовешь как?

— Пока не знаю.

— Эльса, а ты точно там? Я могу это знакомым сказать, поделиться новостью?

— Если новостью, то лучше говорите, что на Набережной поселились жильцы, не упоминайте именно меня.

— Есть и другие? — Глаза Анны округлились. — Кто?

Я не ответила, только чмокнула ее щеку в знак благодарности. Подняла тяжелого щенка на руки.

— А типография все еще закрыта?

— Конечно! Не успели еще решить, что делать со входом на Пекарский, как теперь и Библиотечный не закрывается! Что за сбои, никто ума не может приложить. Дедушка Паша, — Анна понизила голос до шепота, — подозревает, что это карта наша зачудила, из-за нее все. Там ей в последние разы кто-то неправильно вопрос задал… это версия такая. А что на самом деле, не знает никто.

Почему же никто, подумала я, вспомнив как проводила впервые Карину — как раз из трущоб на Библиотечный.

— Анна, спасибо! Мы пошли.

Глаза Карины нужно было видеть, когда я вышла к ней не с той стороны, откуда она ждала меня, да еще и с таким спутником. Она открыла рот, как рыбка, невольно потянула руки и сразу присела на корточки, чтобы погладить щенка.

— Какое чудо…