— Папа, пожалуйста! Давайте прекратим эту некрасивую сцену…

— Прекратим, как только Ангэлер уберется прочь. Отойди от него, Эла! Живо дай руку! — Властным жестом отец протянул ко мне ладонь. Ярость на его лице смешалась с мрачной решимостью во что бы то ни стало забрать меня у ненавистного некромонга. — Твое место здесь, рядом со мной.

На мгновение я снова ощутила себя маленькой девочкой, готовой спрятаться от сердитых взрослых под стол. Казалось, еще немного, и Арланд с отцом просто начнут перетягивать меня за руки. Хотелось зажмуриться и зажать ладонями уши, чтобы не видеть, не слышать и не ощущать той вражды и ненависти, что стеной ревущего пламени стояла между дорогими для меня людьми. Любимый мужчина и родной отец оказались по разные стороны нерушимой преграды, и мне предстояло выбрать, с кем я останусь, а кого потеряю навеки…

— Я уже взрослая, папа, и свое место в жизни смогу найти сама, — произнесла твердо и открыто посмотрела в глаза отцу.

В них промелькнуло секундное замешательство, а потом они зло сузились.

— И где же твое место — в постели некромонга?! — он безжалостно хлестнул меня словами. — Или ты настолько глупа, что рассчитываешь на большее?

— Меряете всех по себе, Дюбар? — грозно рыкнул Арланд, ободряюще стиснув мою ладонь.

Чувствовалось, что сдерживался лорд из последних сил. Я кожей ощущала вибрации негодования, что исходили от него. Намеренно или в пылу ссоры, но отец играл с огнем. Надо бы поскорее заполучить бумаги и увести отсюда Ангэлера, пока не случилось непоправимое.

— Ты неблагодарная дочь! — бросил мне в лицо папенька и брезгливо скривился, опустив взгляд на наши переплетенные пальцы.

От такого заявления я даже дар речи на мгновение потеряла. Но зато, когда вновь его обрела, слова сами сорвались с губ:

— За что именно я должна вас благодарить, отец? За жестокую ложь о вашей гибели, которой вы окружили меня на целых двенадцать лет? За то, что бросили ребенком, сбежав от уплаты долгов? За одинокие годы в интернате без единого визита родных? За то, что сейчас пытаетесь лишить права выбора? В моей жизни вы участвовали лишь в моменте зачатия… А теперь смеете требовать, чтобы я стала безропотным орудием мести в ваших руках?!

Дыхание сбилось, и я прикусила язык. В воцарившейся в холле тишине лишь тревожно отстукивали секунды огромные напольные часы, как мрачный страж стоявшие у прохода в галерею.

— Вот, значит, как ты думаешь… — угрюмо протянул Освальд Дюбар. — Что ж, неудивительно… За эти годы в школе некромонгов тебя успели научить не ставить родных ни в грош. Какие еще мысли тебе внушили?