— Никуда, — устало ответила она, — Мы уже пришли…

— Девонька…

— Рарог здесь, в этом зале, — хмуро оглядываясь, вмешался Яромир. — Но и не здесь. Этот зал — всего лишь один из пластов реальности. На него наслоено ещё несколько. Как сэндвич. Мы находимся в этом сэндвиче все вместе, но Рарог — на одном этаже, а мы — на другом. Но лестниц здесь не предусмотрено.

— Значит, должен быть лифт! — Медведев сжал кулаки.

— Нашим лифтом была она, — кивнул на Стратим одинат. — Раз не может пробиться, значит, это и невозможно.

— Их трое, — повторила изгнанница и прикусила губу. — Все сёстры вместе, чтоб не пустить меня. Теперь будет просто бой. Бойня. Поединка не будет.

Михаил медленно оглядел зал. Стратим права. Бойня. С таким численным перевесом — никаких шансов. Но стервы молча ждали. Чего? Людям уже не меньше трёх минут давали возможность просто стоять, осматриваться и вкушать торжественное великолепие встречи. Явленные угрожающая мощь и неподвижность наводили на невесёлые мысли об ультиматуме. Либо — либо. А время давалось на то, чтобы осознать и сделать выбор.

Взгляд Михаила вернулся к Стратим. Маленькая потерянная женщина. Опущенные плечи и уставший взгляд. Ласковая улыбка сквозь слёзы и мирно покачивающиеся локоны-змеи над белой грудью. Она показалась похожа на кошку, замёрзшую голодную кошку, заклубившуюся на подоконнике дома, из которого уехали хозяева. Или даже на котёнка. Беспомощного и напуганного. Его хотелось взять на ладонь, так, чтоб мохнатые лапы свесились меж пальцев, а узкая мордочка ткнулась в запястье. Беззащитно и доверчиво. Или, хотя бы, схватить за плечи и прижать к себе. Успокоить.

Он не успел приблизиться.

Человек на троне встал. Трудно и тяжело, трясущимися руками опираясь о подлокотники роскошного кресла. Выпрямился, пошатываясь, словно тело забыло, что такое равновесие. Простёр дрожащую руку. И заговорил. Он лепетал, нелепо подёргиваясь, словно марионетка в сети верёвок, шамкая кривящимся ртом, с оттянутыми непослушными губами, останавливался на полуслове для того, чтобы отдышаться, и снова продолжал трудно говорить. И слова комкались и ломались до неясных звуков.

— Что он там бормочет? — хмуро высунулся Полынцев.

— Вещает о том, что он — Царь великого народа и долго ждал нас, изменников и предателей, для показательной казни, — прислушавшись, отозвался Маугли.

— Весело. Спасибо, — вежливо отозвался Степан. — Очень вдохновляющее начало.

— Знаешь язык? — спросил Михаил.

— Старославянский, — коротко ответил Маугли и продолжил переводить: — Изменница будет сослана в монастырь для замаливания грехов на веки вечные. Князя приблизят и обласкают. А командира его армии четвертуют в назидание. Другим просто отрубят головы.