— Боры! — смотря на подходящих стерв, громко сказал Яромир. — Освобождаю вас от слова жизни! Умрите в схватке!

После секундного замешательства тэра отозвались нестройным многоголосьем:

— Освобождаем от слова жизни, Тур! Умри в схватке!

Яромир кивнул, что принял.

Усталость и безвыходность заполнили, утяжелив и так опущенные плечи. Магуры надвигались, как механизмы, необратимо и размерено. Не торопились, то ли прекрасно понимая, что им деваться некуда и наслаждаясь моментом, то ли всё же чего-то опасаясь. По спине Михаила поползли капли пота, ноги задрожали, а в руках ходуном заходил ствол. Усталость. Хватило бы сил на последний рывок!

— Всё, — равнодушно сказала Стратим. Оглянулась на миг, кинула взгляд — глаза оказались тусклы и пусты.

— Ну, дамочка, — мрачно усмехнулся Полынцев. — Для тебя-то не всё. Ссылка — не смерть.

— Королевы — матери. Их убивают в исключительных случаях, — устало отвернулась она. — Сейчас — исключительный.

Михаил посмотрел на тонкую фигурку и внезапно понял, что до этого дня воспринимал её выше и сильнее. Только теперь осознал, что нелепое «девонька» приклеилось к языку и срывалось к месту и не к месту совершенно не случайно. Королева и казалась маленькой и хрупкой. Девочкой ли, девушкой, девой? Девонькой. Пусть её возраст, наверняка, и по меркам её народа, переваливал за тот юный, цветущий, когда всё кажется созданным из плюшевых слонов и розовых облаков, но… Маленькая собачка до старости щенок. И она оставалась полной сил и желания переделать мир по сердцу. И сердце это ещё не знало толком ни любви, ни не-любви. Оно было заполнено силой без знака, ни позитивной, ни негативной, просто природной, дикой силой, подчинённой странному рассудку и строгой цели.

— Крепись, девонька, — сказал он в гордо распрямлённую спину. — Ты сильная. Выдержишь. И ещё найдёшь возможность выиграть.

Игнорируя подходящих воинов-стерв, Стратим развернулась. Быстро, словно отпущенная пружина. Посмотрела, как обожгла. В одну линию сжала губы и отвела взгляд:

— Не то страшно, Влекомый, что проиграла… А то, что тебя теряю…

Пушистые ресницы вздрогнули, заблестев. Михаил замер, глупо задеревенев на месте.

— Здесь хоть у кого-то башка варить начнёт?!

Зубров выпрямился, пошатнулся и, собравшись, двинулся вперёд, мимоходом забрав меч у Полынцева — тот только охнул, когда рукоять, подхваченная хозяйской рукой, вырвалась из кулака, больно скрутив кисть.

— Яромир! Растудыть тебя в качели! Тут два Отца! Соображаешь? — и Юрий встал меж магурами, продолжающим молчаливую психологическую атаку, и Медведевым. Катана со свистом рассекла воздух перед ним в известном жесте — тут не пройдёт никто.