Пока Хрийз грела счейг, Млада сидела неподвижно у стола, сидела так безучастно и отрешённо, что становилось за неё страшно. Ладно, к утру она протрезвеет и вернётся в себя… а если не сможет? И останется тихопомешанной на всю жизнь? Врачей вызвать? А хуже не будет? Чёрт…

— Пей, — Хрийз поставила перед подругой дымящуюся чашечку. — Пей, пей. Ну же; хуже не будет…

Млада взяла в руки чашечку, и вдруг снова заплакала. Слёзы лились потоком. Хрийз не пыталась помешать, просто сидела рядом, слушала бессвязный пьяный лепет. Не сразу, но всё же удалось разобрать: Млада поссорилась с мужем. И? И он в запале наговорил ей много разных всяких слов.

— Такое говорил… и так… — всхлипывая, рассказывала подруга. — Как он мог, а? Как?!!

Но какие именно слова она услышала, Млада не уточняла. А Хрийз с тоской вспоминала соседей и их дочку Валерку, Валерию. Лерой она себя звать запрещала. Только Валерка, или уже полным именем, Валерия. Такая это была весёлая хохотушка, такая красавица, с примесью армянско-грузинской крови, яркая, черноволосая и чернобровая, с голубыми глазами, с точёной фигуркой, на пять лет старше Христинки… Замуж пошла по великой любви, ну а как же иначе. Какая свадьба была у них… полГеленджика гуляло. Голуби, взмывшие в небеса. Машина, белоснежный лимузин, взятый напрокат… И катер увёз в морскую даль, в короткое свадебное блаженство на три дня, куда-то, говорили, аж под Сочи…

А спустя полгода начались скандалы и свары. На маленькой улочке — всё как на ладони. Семейная идиллия разбилась о ревность и быт. Муж, самый лучший на земле человек, пил, бил, снова пил. Жена, красавица и умница, тоже начала пить. Как-то в этом аду родился ребёнок, которого ни муж, ни его родня не признали. Хрийз хорошо запомнила, как Валерка с младенцем на руках убегала от пьяного супруга, махавшего топором и оравшего 'убью отродье'…

От кого там на самом деле родился несчастный малыш, Хрийз не знала, но говорили, будто Валерка правда не изменяла, а это просто у мужика снесло крышу, по какому поводу, бог весть. Окончилось всё судом, тюрьмой, рыданиями, сединой в чёрной Валеркиной косе, тщательно закрашиваемой, и приговором 'безотцовщина' её ребёнку. Потом Валерка и вовсе куда-то делась.

Сами не сохранили, не сберегли. Никто не думал разводить их. А даже если и думал, велик ли был труд не прислушиваться к шепотку завистников, отмахиваться от досужих сплетников как от навозных мух? Значит, любви, собственно, не было. Той любви, которая вопреки. Вопреки всему. Несмотря ни на что. Не было. Иначе верили бы один другой и одна другому, и ничто не помешало бы им, и жили бы вместе до сих пор…