Бабушка качнула головой.
— Не могу.
— Можешь, ты же всё можешь!
— Не могу, девочка моя, — грустно сказал она. — Пробить проход не в моих силах. Я — Вязальщица… всего лишь. Здесь Грани обоих миров истончились и соприкоснулись, поэтому мы можем общаться. Но переход через Грань — это смерть, девочка моя. Смерть! Я… не могу позволить себе умереть, на мне Долг. А ты… ты живи, Христиночка. Живи.
— Не могу, мне там плохо! — крикнула Хрийз. — Не могу я!
Туман колебался, скрывая и вновь открывая ту сторону Грани…
— Попробуй найти одного моревича, — посоветовала бабушка. — Он островной… мы вместе сражались… Я не знаю его родового имени, никогда не знала, но он — человек чести, и тебя не обидит, особенно если назовёшь ему моё имя. Мы звали его — сЧай…
— Что?! — Хрийз отпрыгнула от стены. — Да ты что, бабуля! Он… он… он
— Странно. Разве не твоей рукой связаны нити ваших судеб? Я — Вязальщица в двенадцатом поколении, я такое вижу сходу.
— Это случайность, — отрезала Хрийз. — Страшная случайность, этого не должно было быть!
— Тебе придётся жить с тем, что есть, Христинушка, — печально сказала женщина. — Не такой уж и страшный расклад. Я знаю сЧая. Он тебя не обидит.
— Бабушка!
— Не плачь, девочка. Ты теряешь Силу…
— Кто мой отец, бабушка?
Она замкнулась сразу же, обхватила себя руками за плечи.
— Страшный человек, — сказала не сразу, словно думала, стоит ли вообще говорить хотя бы что — то. — По — настоящему страшный! Не хочу вспоминать его!
— Он что, из Третерумка? — дикое предположение, но, как говорил сЧай, шла война… и любая из старших сестёр княжны Браниславны вполне могла родить дитя от насильника. Любая женщина могла!
— Господи, нет! — всплеснула руками бабушка. — Откуда такие фантазии? Нет, он из Третьего мира… и это всё, что тебе следует знать о нём.
— Бабушка… дорогая… забери меня отсюда.