— Мальстен? — окликнула Аэлин, так и не услышав от спутника ответ.
— А?
— Самое время нашел витать в облаках, — нахмурилась она. — Ты подумал о расплате? Что с ней будем делать?
Воспоминания вновь потянули кукольника в дэ’Вер, где ему после каждого сражения приходилось прятаться в своей палатке и пережидать страшную боль, приходившую…
«…чтобы восстановить баланс между энергетическими потоками двух сторон мира», — закончил для себя мысленно кукольник, вспоминая теорию, услышанную от Ланкарта. Эта теория своей правдивостью встречала у Мальстена странное, почти детское, упрямое отторжение.
— Переживу. Мне не впервой, — ответил он, наконец.
В тот же день, когда осеннее солнце начало клониться к закату, все приготовления к представлению были завершены, и двое циркачей, назвавших себя Грегором и Беатой Шосс, собрав на палубе около шести десятков зрителей, если считать некоторых матросов и всех богатых пассажиров, начали свое действо.
Нити моментально откликнулись на призыв кукольника и связались с телом Аэлин, сделав ее смертоносной принцессой клинков — метательницей ножей, способной поразить любую цель одним броском. То, как, игнорируя качку, Аэлин с кошачьей грацией попадала ножом в подбрасываемые в воздух предметы, вырисовывала попаданиями в поставленную на приличное расстояние доску, ровные геометрические фигуры и жонглировала ножами разных форм и мастей, привело публику в восторг.
Не в меньшем восторге была и сама Аэлин, и ее восторг ограничивался не только самолюбованием — она не могла насмотреться на Мальстена, который в одну секунду перевоплотился в яркого экспрессивного артиста, способного удерживать на себе внимание заинтересованной публики. На лице его играла хитрая улыбка, в рукавах явно было припрятано несколько секретных трюков.
Когда дело дошло до его собственного выступления, Мальстен демонстративно напустил на себя загадочный вид и с заговорщицким прищуром начал рассказывать пассажирам сказочные истории, полностью завладев их сознанием. Когда перед глазами зрителей буквально из пустоты возникал вдруг волшебный цветок, которым, если верить сказке, злая колдунья в смутные времена прокляла наследника престола, по рядам пассажиров и матросов проносился восторженный вздох.
—