— Какой сегодня день? — устало поинтересовался Киллиан, хотя ему уже порядком надоело задавать некроманту одни и те же вопросы.

— Ох, вечно я забываю, как вы, смертные, сильно привязаны ко времени. Что ж, сегодня девятнадцатый день Мезона. Соответственно, провел ты здесь двенадцать дней. И проведешь еще не один, потому что, думаю, твоему наставнику, который уже прибыл сюда, захочется проверить твои новые особенности на практике. Когда он о них узнает, надо думать, он придет в восторг!

— Новые… особенности? — нахмурился Киллиан.

— Да. Те самые, что можно назвать побочными эффектами от твоего перевоплощения. Довольно болезненного, надо заметить. Я бы даже сказал, что то, что ты испытал, сравнимо с расплатой данталли.

Замечание про расплату Харт предпочел пропустить мимо ушей. Гораздо больше его интересовал тот самый вопрос, который он задавал первоначально.

— Бесы тебя забери, о каком перевоплощении речь?! — он попытался воскликнуть это, но вышел лишь слабый полушепот. — Ты что-то ввел мне под кожу. Что это было?

— Часть того эксперимента, который я проводил для Колера. Если попроще, то я привил тебе часть способностей хаффрубов и, если моя теория верна — а она, скорее всего, верна — тебе они достались навсегда. Агрессивное вещество, которое я ввел в твою кровь, начало перестраивать твой организм, менять его на внутреннем, сложном уровне. Если такое зелье ввести в кровь обычному, здоровому человеку, он, скорее всего, умрет, потому что его природная защита будет пытаться бороться с агрессивным чужеродным элементом, будет воспринимать его такой же болезнью, и этой борьбы организм попросту не перенесет. Но тебе было уже нечем защищаться, жрец Харт. Ты умирал. И единственным шансом вылечить тебя, был этот.

Внутри Киллиана вновь разбушевалась злость, хотя разум его и понимал, что в словах некроманта есть доля истины. О том, что умирает, молодой человек догадывался, изредка возвращаясь из тумана непрекращающейся лихорадки. Но то, что его превратили во что-то другое… нечеловеческое — пугал. Одновременно с тем он понимал, что далеко не мысль о лечении преследовал Ланкарт, вводя какое-то враждебное вещество, полученное из хаффрубов, в его тело. В памяти всплывали обрывки разговора с Мелитой: тогда колдун утверждал, что у него попросту не будет другого шанса проверить свою теорию. Ощущение, что его тело использовали в качестве эксперимента, было отвратительным. А то, что теперь о себе самом он мало что знает и понимает, вызывало ужасный дискомфорт и даже страх.