— Но я думал, ты презираешь боль расплаты… — осторожно заговорил Дезмонд.

Мальстен поморщился.

— Это не столь важно, — отозвался он.

— Но на прошлом занятии ты хотел, чтобы я…

— Дезмонд, — обратился Мальстен, и в голосе его зазвучала такая строгость, что она оборвала расспрос, — мое отношение к расплате тебя волновать не должно. Как и меня — твое. Ты не виноват в том, что мне…

Пришлось пережить, — закончил он про себя, но осекся на этих словах. Произнести такое вслух, да еще и при Дезмонде было для него равносильно позору.

— … в том, как я к этому отношусь, — закончил он. — Ты относишься не так, и я должен уважать это.

Несмотря на рассеянный взгляд, было заметно, насколько Дезмонда потрясли слова Мальстена. Он даже не нашелся, что на это ответить, и весь оставшийся путь они прошли молча.

Оказавшись в комнате Дезмонда, Мальстен замер в дверях, глядя, как ученик подходит к кровати. Казалось, у него прибавилось уверенности, и он шел, не сомневаясь, что Мальстен последует за ним. Лишь поняв, что не слышит шагов учителя, Дезмонд остановился и обернулся, на его лице отразилось легкое недоумение.

Он хочет, чтобы я остался, — скривился Мальстен. Он бросил взгляд на кровать — широкую, с балдахином, сделанную с истинной малагорской любовью к роскоши — и заметил рядом с ней резной стул со спинкой, будто бы специально приготовленный для этого момента. Мальстен нервно усмехнулся, представив себе, как отреагировал бы Сезар Линьи, если бы ему пришлось сидеть у кровати ученика, пока тот корчится в муках расплаты. Вероятно, желудок Сезара вывернулся бы наизнанку от отвращения прямо там.

— Мне… отпускать нити сейчас? — неуверенно спросил Дезмонд.

Мальстен вздохнул.

— Вероятно, ты сначала захочешь устроиться поудобнее, — через силу произнес он.

Волна неприязни прокатилась по его телу, когда он заметил, как Дезмонд просиял от этих слов. Он словно был искренне рад, что ему позволяют пережить расплату так, как ему хочется, но хотел снова и снова убеждаться в этом. Мальстена раздражала его жажда участия, раздражало это неуместное воодушевление, которое испытывал Дезмонд, понимая, что не останется один, раздражали постоянные вопросы, пропитанные смесью тоски и капризности.

Я хочу уйти отсюда! Позвольте мне уйти! — панически застучало у него в голове. Дыхание участилось, пульс начал отдаваться в висках, но Мальстен заставил себя собраться и сжал кулак так, что побелели костяшки пальцев.

Дезмонд тем временем лег на кровать. Черные нити, тянущиеся от его правой ладони, убегали сквозь запертую дверь и вели к лагерю цирковых. Пока что он не отпустил своих марионеток.