Светлый фон
Грат, Малагория

Шестой день Гуэра, год 1490 с.д.п.

Шестой день Гуэра, год 1490 с.д.п.

Дезмонд скрипнул зубами, в который раз проглотив рвущуюся наружу фразу «это невозможно». Трудно было говорить это Мальстену, который при нем не раз и не два прорывался сквозь красное. В его исполнении это даже не выглядело как прорыв — он делал это насколько легко, словно между ним и людьми в красном не существовало никаких преград. Однако Дезмонд искренне не мог понять, как ему это удавалось.

Мальстен был терпелив. Он раз за разом объяснял своему нерадивому ученику одно и то же, ожидая, что у него получится. Казалось, он до последнего не терял веру в успех этого сомнительного мероприятия.

— Закрой глаза, — спокойно сказал Мальстен. Дезмонд послушно закрыл глаза, сжимая челюсти от раздражения. — Сосредоточься.

Сосредоточься, — передразнил про себя Дезмонд. — Я даже толком не понимаю, о чем он говорит! Как сосредотачиваться, если мысли разбегаются во все стороны, и эти циркачи кажутся даже не отдельными красными пятнами, а одним большим размытым пятном?!

Сосредоточься,  Я даже толком не понимаю, о чем он говорит! Как сосредотачиваться, если мысли разбегаются во все стороны, и эти циркачи кажутся даже не отдельными красными пятнами, а одним большим размытым пятном?!

Он попытался одернуть себя, понимая, что злость ничем не поможет.

— У нас есть все возможности увидеть людей в красном, если мы не будем терять концентрацию зрения. Да, глаза приходится напрягать, но рано или поздно ты привыкнешь.

Дезмонд вновь почувствовал вспышку злости.

Привыкну? — возмутился он. — Проклятье, а если мне не сдалось привыкать? Если мне не хочется, чтобы у меня еще больше, чем сейчас, уставали глаза, а расплата потом была совершенно жуткой? Да-да, все ради грядущей войны. Но что, если я — да простят меня боги — вообще не хочу сражаться?

Привыкну?  Проклятье, а если мне не сдалось привыкать? Если мне не хочется, чтобы у меня еще больше, чем сейчас, уставали глаза, а расплата потом была совершенно жуткой? Да-да, все ради грядущей войны. Но что, если я — да простят меня боги — вообще не хочу сражаться?

Дезмонд прикусил губу. Он понимал, что боги-то его, возможно, и простят. Не простит Бэстифар, и это куда страшнее. Дезмонд выпустил воздух сквозь стиснутые зубы и открыл глаза. Ничего не изменилось — скучающие на арене артисты так и остались для него размытыми пятнами.

— Ничего не происходит, — протянул Дезмонд почти устало. — Я по-прежнему не могу их рассмотреть.

— Само собой это не произойдет, — хмыкнул Мальстен. — Я ведь говорю, ты должен сосредоточиться, напрячь зрение. Поначалу это трудно, но потом…