Сенлин пытался игнорировать характер ставок. Они считали, что он сдастся перед размерами и способностями Ирен. Никто не сомневался, что в итоге он окажется повержен. Спорили на то, как долго он продержится на ногах и сможет ли когда-нибудь успешно парировать или ударить. Даже эти шансы были плохими.

И все-таки он учился. Впервые в жизни он почувствовал, что развивает рефлексы. Он начал ощущать ритмы и характер ее атак. Он обнаружил, что сила не так важна, как равновесие, а равновесие не так важно, как упреждение. Он предсказывал некоторые ее атаки по легким сдвигам в позе или напряжению плеч. Иногда он предугадывал траекторию ее стопы или посоха, пусть даже не всегда успевал увернуться. Порой он наслаждался небольшим успехом, уклонением или парированием и сразу же после этого анализировал свой успех. Он размышлял о том, что драка имеет собственную грамматику, а война – свой синтаксис. Его разум блуждал. Впрочем, полеты фантазии всегда приводили к тому, что он оказывался на земле.

– Не думай так много, – сказала Ирен, внезапным апперкотом положив конец очередному сенлиновскому приступу мечтательности. – Лучше вообще не думай.

Так уж вышло, что между ними в силу необходимости зародились товарищеские чувства.

Все это заставило Адама понервничать. Он пытался убедить друга, что Ирен – монстр, который изображает безобидного зверька.

– Не верь ни на минуту, что вы друзья, – сказал Адам однажды днем, промывая на лопатке Сенлина большую ссадину.

Капитан порта заработал ее, пытаясь нанести наставнице неуклюжий ответный удар. Вместо того чтобы врезать ей деревянным штырем, он потерял равновесие и болезненно проехался по гравийному двору. Хоть и раненный, Сенлин гордился попыткой, которую Ирен соблаговолила назвать «отчаянной».

– Мы можем перетянуть ее на свою сторону, – сказал он Адаму, веря в свои слова.

Воздушные течения, как узнал Сенлин из книг, были похожи на морские. Они представляли собой невидимые, но стойкие текучие ленты различной ширины и силы. Эти ленты оплетали небо, образуя сложные энергетические системы. Суда – по крайней мере те, что приходили в Порт Голла – не имели средств для самостоятельного передвижения и, подобно парусникам, полностью зависели от ветра в плане скорости и направления. Корабли могли перемещаться вертикально, нагревая газ в оболочке или выпуская балласт, что позволяло им прыгать с одного течения на другое. Капитаны, во всяком случае умелые, могли определенным образом управлять курсом.

Порты, выступающие из башни, разместились таким образом из-за близости к относительно спокойным, стабильным течениям. В порты с хорошим расположением можно было входить с уверенностью, но дилемма заключалась в том, что во многие из них войти и выйти получалось только по одному определенному маршруту. Это не доставляло неудобств законопослушным торговцам, однако делало угон пришвартованных судов рискованным делом. Пуститься в бега было достаточно легко, а вот уйти от погони – трудно.