Озаренный светом из коридора, в дверях стоял Адам, подняв второй пистолет. Позади него группа портовых рабочих с грохотом поднималась по ступенькам. Убийца с противоестественной быстротой швырнул Сенлина на дверь, лишив Адама всякой возможности снова выстрелить. Потом Красная Рука выпрыгнул через разбитое окно в сумеречный свет станционного двора и исчез.

Адам поймал Сенлина, и из-за пистолетов в руках получилось, что он неуклюже его обнял. Сенлин, на миг утратив дар речи, указал на уничтоженное окно. Адам не стал ждать дальнейших указаний; он заорал через плечо бегущим грузчикам:

– За ним! Он уходит в порт!

Адам помог Сенлину обрести равновесие и бросился вниз по лестнице, на ходу поднимая тревогу.

Спальня Сенлина выглядела так, словно в ней порезвился бык. Потирая саднящее горло, он кое-как собрал разбросанные мелочи и одежду. Свернув все в узел, засунул в сломанный выдвижной ящик и поплелся к тому, что раньше было картиной в раме. Колени задрожали, когда он присел перед разрисованным холстом, который чудесным образом приземлился лицом вверх на кучу щепок и обрывков коричневого задника. Картина уцелела. Этого простого факта хватило, чтобы очистить разум от ужаса и потрясения. Он тоже уцелел.

Сенлин удивился, ощутив текстуру на оборотной стороне полотна. Она походила на рыбьи чешуйки. Бумага, покрывавшая эту сторону, порвалась. Он перевернул холст и расхохотался.

С задней стороны картины, приклеенная к ней, на него смотрела девочка. Она стояла по щиколотку в воде. Из ее руки свисал бумажный кораблик.

Наружу выпал клочок бумаги. Несколько слов на нем были написаны в спешке, но Сенлин все же узнал почерк. Это была рука Огьера. Записка гласила: «Не дай им ее разыскать. Она не то, чем кажется. Она ключ – ключ к башне, к счастью и смерти. Спрячь картину и береги. Ради нее».

Через полчаса Адам вернулся и нашел капитана порта сидящим на кровати, с включенным светом. На разрушенном окне безжизненно повисли занавески. Сенлину хватило сил, чтобы спрятать контрабандную картину Огьера. Как бы ни развивались события, он решил не увеличивать бремя Адама. Не будет никакого толку, если молодой человек примется ломать голову над загадкой картины, которую Сенлину пришлось украсть для живописца, не оставившего себе «ключ к башне, к счастью и смерти», что бы это ни значило. Такие тайны были частью бремени руководства. Кроме того, картина Огьера все еще могла оказаться предметом для торга, и Сенлин не хотел открывать кому-либо, что он, по крайней мере сейчас, ею владеет.

– Ушел, – сказал Адам. – Мы гнались за ним до порта. Не спрашивай меня, как человек, который светится в темноте, исчез посреди ночи. – Он попытался рассмеяться, но звук вышел резким, словно крик осла. Адам, потрясенный, тяжело опустился на угол кровати Сенлина. – Я никогда не видел ничего подобного. Я не знаю, что это было.