Сенлин ни о чем не думал. Он просто пришел в движение: его рука вырвалась из кармана, будто испуганная птица из куста. Скромный пороховой хлопок прозвучал как пробка от шампанского. Под глазом Родиона появилась красная слеза, и одетый в меха сутенер поднял руку, чтобы ее стереть. Но стоило коснуться слезы, как она набухла, а потом по его лицу полилось красное, словно из открытого крана. Родион издал жуткий дребезжащий всхрап и рухнул замертво на мелкий снежок.

Сенлин опустил «ключ тюремщика» и лишь тогда сообразил, что на него все таращатся – в первую очередь сама Ирен, которая встала, сопровождаемая скрипом кожи и скрежетом цепи.

– Что ж, с одной загадкой покончено, – сказал Голл.

Сенлина переполняло отвращение, но не сожаление. Голл снова заговорил – злобы в его словах не было, как не было и малейшего намека на нерешительность.

– Пока мы тут спешим разобраться с неудобными последствиями, Ирен, будь любезна, доставь Адама к вечной груди матушки-земли. Побыстрее, пожалуйста.

Обычная железная маска амазонки поплыла по краям, и выражение ее лица сделалось таким мучительным, что на миг Сенлину показалось, будто она подавляет желание как следует чихнуть. Потянувшись к цепи на талии, она несколько раз замирала от душевных колебаний.

Встревоженные возгласы, хором вырвавшиеся из сорока глоток, избавили Адама от надвигающейся могилы. Они повернулись все как один и уставились на открывшееся зрелище: три черные луны восходили над горизонтом платформы. Растущий силуэт опознавался безошибочно – его корпус выглядел выкорчеванным Колизеем. Это был «Арарат», летающая крепость Комиссара, самый грозный корабль в его флоте.

Как только орудийные порты показались из-за края, «Арарат» начал стрелять. Цель была очевидна – пришвартованный «Щегол», царственное торговое судно. В корпусе появилась дюжина отверстий – аккуратных на входе и с рваными краями на выходе. Искусные завитки балюстрады и фальшборта разлетелись облачками гипса. Команда «Щегла», которая спустилась в трюм, чтобы переждать шторм, в исступлении хлынула из камбузного люка, но никто не успел добраться до порта – в центральную топку корабля рикошетом влетело пушечное ядро. От уничтоженной печи воспламенился шланг-кабель, по которому огонь, как по фитилю, добрался до массы водорода наверху. Вспыхнувший газ превратил аэростат в огненный цветок. Огонь пожирал длинную шелковую оболочку, расползаясь с сюрреалистической решимостью, словно по горящей странице. Корабль не рухнул сразу, а как будто начал тонуть; губительное пламя нарастало и опадало, а потом причальные тумбы вырвало из стены и корпус, визжа, выкатился из колыбели, которая перестала его удерживать.