Последовал взрыв аплодисментов и криков, люди вскочили со своих мест. Толстый мужчина в мокрой от пота рубашке встал прямо перед Билли, загородив ему платформу, но Джон, вставший вместе со всеми, поднял сына так, что он смог увидеть направляющегося к платформе мужчину в ярко-желтом костюме.

Джимми Джед Фальконер улыбнулся и поднял руки. Неожиданно у него за спиной начал разворачиваться огромный плакат: черно-белый Джимми Джед Фальконер почти в той же позе, что и оригинал. Наверху плаката большими красными буквами светилась надпись: «КРЕСТОВЫЙ ПОХОД ФАЛЬКОНЕРА».

Фальконер подождал, пока стихнут аплодисменты и крики, затем быстро шагнул к микрофону и произнес хорошо поставленным гудящим голосом:

— Хотите знать, как разговаривает Бог, ближние мои? — Не дожидаясь ответа, он вытащил из кармана пистолет и выстрелил в воздух: ба-бах! Женщины закричали, а мужчины насторожились.

— Вот как он говорит! — прогремел Фальконер. — Господь говорит, как пистолет, но никто не знает, когда Он заговорит и что Он скажет, поэтому вам лучше быть на Его стороне.

Билли видел, как от выстрела вверх поднимается голубой дымок, но пулевого отверстия не было. «Холостой», — подумал он.

Фальконер положил пистолет на платформу и обвел аудиторию напряженным голубовато-зеленым взглядом, похожим на свет прожектора, ощупывающего небо над палаткой. Билли показалось, что евангелист заглядывает всем прямо в души, и по его телу пробежала дрожь.

— Давайте помолимся, — прошептал Фальконер.

Когда началась молитва, Рамона открыла глаза. Сначала она посмотрела на сына, который сидел, низко наклонив голову и зажмурившись, а затем перевела взгляд на хилого мальчика, сидящего на другом конце палатки, она заметила его еще до того, как начал говорить Арчи Кейн. Сердце Рамоны тревожно забилось. Вокруг ребенка сиял пульсирующий иссиня-черный злобный свет. Его голова наклонилась, а руки сцепились в молитве. Он сидел между матерью и отцом, тощими людьми, одетыми в жалкие обноски выходных костюмов. Пока Рамона наблюдала за мальчиком, мать обняла его за плечи и осторожно прижала к себе. Казалось, она цепляется за последнюю соломинку надежды. На глаза у Рамоны навернулись слезы; маленький мальчик чах от какой-то болезни и скоро умрет: через неделю, день, несколько часов — она не знала, когда это произойдет, однако черная аура, предвестник смерти, который она так боялась увидеть в палатке, жадно вцепилась в свою жертву. Рамона опустила голову, задавая себе тот же самый вопрос, который задавала всегда, когда видела это: «Что я могу сделать?»