Ромашов непременно проспал бы свою остановку, но кондукторша заорала чуть ли не над ухом:
– Бакунинская улица! – И он, подскочив, всполошенно вывалился из вагона и затоптался на месте, еще не вполне проснувшись и не без труда осваиваясь со своим телом, которое вдруг показалось непривычно большим.
Глупости, конечно. Тело оставалось прежним, вот только ремень врезался в набитый хлебом живот. Просто эта сила, которая прибыла Ромашову, была ему еще не вполне подвластна.
Ничего! Как-нибудь управится. Когда что-то имеешь, с ним управиться легче, чем если не имеешь вовсе ничего.
С первых же шагов Ромашов заметил, что у него изменилась походка. Раньше ходил торопливо, суетливо, чуть ли не вприскочку – теперь же двигался медленней, уверенней. Это ему так понравилось, что пожалел, когда путь до роддома оказался слишком коротким. Кстати, Ромашов был совершенно убежден, что и выражение лица у него изменилось. Теперь он не был настороженным, обозленным, с заострившимся от застарелой зависти носом и вечно вытянутыми в нитку слишком тонкими губами. То есть нос, может быть, и остался острым и губы вряд ли стали толще, но глаза светятся силой, которой противиться трудно.
Такой же взгляд был у Артемьева… А Гроза вечно ходил с опущенными глазами, словно сам себя боялся.
Так оно и было. А Ромашов себя бояться не будет. Пусть другие его боятся!
В коридоре он столкнулся с какой-то медсестричкой и остался очень доволен, когда та испуганно отпрянула. О том, что девушка просто испугалась от неожиданности, когда на нее в полумраке налетел какой-то стремительный незнакомец, Ромашов и помыслить не мог.
– Мне нужен доктор Панкратов, – заявил он.
– Он дежурит только послезавтра, – ответила девушка и убежала.
Известие было неожиданным, однако не обескураживало. Очевидно, следовало зайти в канцелярию и узнать адрес Морозовых или хотя бы этого доктора, но Ромашов вспомнил Галины слова: «Я сама видела, как он возле ее дома стоит, на окошки со двора смотрит! Она не так далеко от меня живет, тоже на Спартаковской, в желтом доме возле Елоховской церкви», – и усмехнулся. Кто бы мог подумать, что рыженькая санитарка окажется такой полезной!
В канцелярию он еще успеет. Ввалиться к Панкратову домой и начать его стращать с порога – для этого особого ума не требуется. Он, конечно, на голубом глазу будет все отрицать, а Гали, с помощью которой можно было бы его припереть к стенке, уже нет в живых. А вот сейчас, если повезет, доктора можно будет подловить на месте преступления…
Ромашов не сомневался, что ему повезет, поэтому он вышел из роддома и отправился на Спартаковскую.