— Вы так считаете?

— Разве нет?

— Не уверена. Знаете, мать очень ловко скрывает свои подлинные чувства. Ее поколение этим славится, особенно женщины.

— Она выглядит лучше, чем я ожидал. Теперь для нее главное — покой.

— Покой? — Каролина скользнула по мне взглядом. — Вы впрямь думаете, что мы сможем его обеспечить?

Вопрос показался странным, учитывая, что мы шептались посреди полного безмолвия. Прежде чем я успел ответить, Каролина шагнула к лестнице:

— Давайте на минутку зайдем в библиотеку. Хочу кое-что показать.

Я неуверенно последовал за ней в вестибюль. Каролина открыла дверь библиотеки и отступила в сторону, пропуская меня вперед.

После зимних дождей затхлая вонь стала еще сильнее. В сумраке все так же маячили задрапированные стеллажи. Единственный действующий ставень был открыт, в камине теплились покрытые пеплом угли. Возле кресла горели две лампы.

— Вы тут обжились, — слегка удивился я.

— Читала, пока мать спала. Видите ли, вчера после вашего ухода я переговорила с Бетти и кое о чем задумалась.

Каролина выглянула в коридор и негромко позвала служанку. Видимо, Бетти ждала поблизости, ибо тотчас появилась. Разглядев меня, она замешкалась на пороге.

— Пожалуйста, войди и закрой дверь, — сказала Каролина.

Потупившись, девушка вошла в комнату.

— Теперь скажи доктору Фарадею то, что вчера говорила мне. — Каролина рассеянно играла сплетенными пальцами, будто пытаясь разгладить огрубевшую на костяшках кожу.

— Не хочу, мисс, — промямлила Бетти.

— Ну же, не валяй дурака. Никто не рассердится. Что ты вчера говорила после ухода доктора?

— Ну, я сказала, что в доме живет плохое. — Бетти стрельнула в меня взглядом.

Видимо, я хмыкнул, потому что служанка вскинула голову, выставив подбородок:

— Да, живет! Я уж давно прознала! И доктору сказала, а он — мол, хватит дурью маяться. А я вовсе не маюсь! Я знала про плохое! Я его чуяла!