74

Из пленных спал только один. Другие маялись. Кто-то трясся в тихой истерике, кто-то стонал. Веревки немилосердно резали руки. Угадывались в темноте фигуры охраны.

– Вот кому хорошо, – пробормотал какой-то усатый капрал. У него была перебита ключица, по лбу стекали крупные капли пота. Видимо, он очень страдал.

– О ком вы? – спросил фон Лилленштайн.

– Людвиг, – капрал кивнул на спящего. – Дрыхнет, и все ему нипочем. Как будто смерти не боится.

– Может, и не боится, – Лилленштайн пожал плечами, насколько позволяли веревки.

Капрал застонал, скрипнул зубами. Даже в слабом свете костра было видно, как побелело его лицо.

– Что с нами сделают, господин штандартенфюрер? – спросил солдат, сидящий слева.

Фон Лилленштайн покосился в его сторону – совсем молодой, мальчишка – и ответил жестко:

– Расстреляют. – Помолчал и добавил: – Это лучше, чем виселица.

Солдат молчал. Штандартенфюрер повернулся в его сторону:

– Страшно?

– Да, – парень кивнул и зачем-то сказал: – У меня под Линцем сестра и две племянницы.

– Не бойтесь. Это не больно. – Лилленштайн едва заметно улыбнулся. – Просто удар в грудь. А потом темнота. И…

К ним подошел красноармеец, швырнул в костер охапку сучьев. Рыкнул что-то по-русски и снова отошел.

– Что он сказал? – спросил солдат.

– Приказал не болтать. – Лилленштайн пошевелил затекшими плечами, устраиваясь поудобнее. – Плюньте. Если хотите говорить, разговаривайте. Нашу участь это не изменит. А стрелять сейчас не станут.

– Господи, и никто ж не узнает… – прошептал кто-то.

Другие поддержали:

– Весточку бы… Может быть, русских попросить? Они же не звери…