– А почему именно его? Заранее на офицера шел?

– Никак нет. Он из палатки выскочил. Перед наступлением. Одетый. К мотоциклу побежал. Я его подстрелил.

Болдин удивленно поднял брови.

– А почему только ранил?

– Потому что я его один раз уже убивал, товарищ генерал. Подумал, что будет лучше его живым держать.

– Не понял. – Болдин заглянул в документы офицера.

– Помните, мы колонну разбили? И карту у офицера взяли. Это он был. Я целился. Я помню.

– Не ошибаешься? Ведь не бывает так.

– Не ошибаюсь, товарищ генерал. Потому в этот раз стрелял в руку.

– Может, почудилось? Может, в прошлый раз только ранил?

Тунгус немного помедлил с ответом, видно было, что сомневается.

– Может, и так. Только я и без прицела белку могу в глаз бить. А с прицелом ни разу не промахивался. В тайге если стреляешь плохо – голодный ходишь.

– Ну да… – Болдин кивнул. – Понимаю. Хорошо, свободен! Еще раз хвалю, молодец!

– Спасибо, товарищ генерал! – Юра козырнул, лихо развернулся и вышел.

В проходе показался Верховцев.

– Ну что, Владимир Филиппович, – вздохнул Болдин. – Как там наш немец?

– Молчит. Форсированные методы пока не применяли. Остальные мне показались достаточно искренними.

– Вот и хорошо. Поработайте с ними, а господина, – Болдин еще раз заглянул в документы, – фон Лилленштайна давайте ко мне. Потом подготовите доклад по результатам допроса. И еще… отдайте приказ сниматься с места. Пусть все готовятся.

Немца в генеральский шатер привели двое красноармейцев. У него были связаны руки, отсутствовал ремень, отчего вид у пленного был какой-то неопрятный, расхристанный.