Она не ощущала боли от проистекшей слишком уж скорой разлуки. Просто вдруг не стало, словно руки или глаза, подруги и отца. Словно острым взмахом меча жизнь отсекла ее от господина де Роскофа и Параши. А еще — от Ан Анку, вдруг оказавшегося Мартеном, от Анри де Ларошжаклена, от доброго отца Роже, морского кюре, от… от Бретани.

Она привыкнет жить без Бретани, куда денется. Только сейчас, покуда берег не укрылся от глаз, поверить в такую жизнь еще никак не возможно.

— Ты уносишь Бретань в сердце своем, маленькая Нелли, — тихо сказал рядом отец Модест.

— Да. Только лучше бы я этого не делала. Больше всего сейчас хотела б я ее забыть, забыть совсем!

— Не лучше, ты и сама знаешь. Сия утрата — только твоя. Сия боль принадлежит только тебе, маленькая Нелли, и никому ты ее не отдашь.

— Хорошее утешение, нечего сказать.

— Так разве ж я тебя утешаю? Утешают слабых, а ты — сильная, несокрушимо сильная. — Отец Модест бережно разжал ее пальцы и высвободил руку мальчика. Только тут Нелли увидала, что ладошка брата совершенно побагровела. Заметивши ее испугу, Роман небрежно повел плечом и крестьянским жестом засунул кулаки в карманы крестьянского своего платья.

Капитан корабля, коего звали Эрвоан Кергарек, предложил пассажирам спуститься в каюту в рассуждении портящейся погоды.

— Вон чего буревестник-то вытворяет, — заметил он, указав рукою с зажатою носогрейкой на какую-то крупную птицу, носящуюся низко над водою. — Хоть трубку покуда выкурю, после не до того будет.

Прочие на «Розе Бреста» тоже не нюхали табак, но курили его, на англицкий лад. Говорят и в России впрочем, в пору голландских мод, курильщиков водилось немало. Сейчас, благодарение Богу, повывелись. Все ж диковато было наблюдать, как несколько человек разом глотают отвратительный дым. Спасаясь скорей от него, нежели от грозящей бури, Нелли последовала обязательному приглашению.

Угол грязного сырого трюма, отделенный дырявым куском старого паруса, едва ль можно было столь торжественно именовать каютой. Не было даже оконца — только железный фонарь с вонючей ворванью, качающийся так, что тени скакали как пьяные.

— И, здесь места только для вас обеих и мальчика, — усмехнулся отец Модест, устанавливая ковчежец у внутренней переборки. — Не считая, понятное дело, короля. Мнится мне, впрочем, что последний раз покидал он Францию не с большими удобствами. Кораблестроенье в те времена было еще в самом младенческом своем состоянии. А сия «Роза» в лучшем случае лишь возомнившая о себе маргаритка. По сути это большой бот. Так что пойду лучше помогу брасопить, тут каждая пара рук не лишняя. Нет, Роман, вот тебе лучше остаться с сестрою, кто ж о ней позаботится если случится сильный шторм?