Он пожимает плечами.

— Теперь моя семья — Ракшана. А они не поощряют преданности какой-то одной стране или обычаям.

— Но разве ты не помнишь, как прекрасны на закате горы Гаты или поднесенные богам цветы, плывущие по воде?

— Ты говоришь, как Амар, — усмехается Картик и тоже принимается жевать горячие печенья.

— Что ты имеешь в виду?

— Он иногда тосковал по Индии. И подшучивал надо мной. «Братишка, — говорил он, — я собираюсь вернуться в Бенарес и обзавестись толстой женой и двенадцатью детишками, которые не дадут мне ни минуты покоя. А когда я умру, ты развеешь мой пепел над Гангом, чтобы я никогда больше не родился в этом мире».

Картик никогда не говорил так много о своем брате. Я понимаю, что нам пора перейти к обсуждению дела, но мне хочется побольше узнать об Амаре.

— И он… женился?

— Нет. Братьям Ракшана запрещено жениться. Это мешает, отвлекает от нашей цели.

— О!.. Да, понимаю.

Картик берет еще одну досу и разламывает на аккуратные ровные кусочки.

— Как только ты даешь клятву братству Ракшана, ты отдаешь им саму свою жизнь. И Амар это знал. Он с честью выполнял свой долг.

— Он занимал высокое положение?

На лицо Картика набежала тень.

— Нет. Но он мог бы, если бы…

Если бы остался в живых. Если бы он не погиб, пытаясь защитить мою мать, пытаясь защитить меня.

Картик отодвигает свою тарелку. Он уже полностью сосредоточен на деле.

— Так что ты должна была мне рассказать?

— Я думаю, что мисс Мак-Клити — это Цирцея, — говорю я.

И рассказываю ему об анаграмме, о том, как мы проследили мисс Мак-Клити до Бедлама, о вырезке из газеты и о странном разговоре с Нелл Хокинс.