— Мне не слишком нравится ее вкус в смысле выбора туалетов.
— Если ты не хочешь об этом говорить…
— Не хочу, — отрезает Фелисити.
Иной раз Фелисити кажется мне не меньшей загадкой, чем Храм. Вот только что она была злобной и по-детски незрелой — и вдруг становится милой, душевной, мудрой… ей хватило доброты, чтобы пригласить Энн на Рождество, и при этом она воспринимает Картика как низшее существо…
— Она так мила со мной, — говорит Энн.
Фелисити таращится в потолок.
— О, это она умеет — выглядеть милой… веселой и забавной. Для нее важно, какое она производит впечатление. Но только не стоит рассчитывать на нее в чем-то важном.
Что-то темное, злое вспыхивает в глазах Фелисити, искажая ее лицо.
— Что ты хочешь этим сказать? — спрашиваю я.
— Ничего, — бормочет Фелисити.
И тайна Фелисити Уортингтон становится еще более глубокой.
Чтобы немного отвлечь подруг, я надеваю платье Фелисити из темно-зеленого атласа. Энн застегивает крючки, очерчивается моя талия. Мне самой удивительно видеть себя в подобном наряде — полушария бледных грудей виднеются над пенным кружевом и цветами, которыми отделано декольте. Неужели это та самая девушка, которую видят окружающие?
Но для Фелисити и Энн я всего лишь средство попасть в сферы.
Для бабушки я нечто такое, чему следует придать правильный светский вид.
Для Тома я сестра, которую приходится терпеть.
Для отца я славная девочка, которая старается не разочаровывать его.
Для Саймона я загадка.
Для Картика я задание, которое необходимо выполнить.
Мое отражение смотрит на меня, ожидая, когда его наконец представят остальным. «Привет, девушка в зеркале. Ты — Джемма Дойл. И я не имею ни малейшего представления, какова ты на самом деле».