— Как поживаете, сэр Джордж? — говорю я, приседая в реверансе.

Отец Фелисити оказывается красивым мужчиной с ясными серыми глазами и светлыми волосами. У него именно такой сильный профиль, какой обычно воображают на фоне морских волн. Я так и вижу его стоящим на палубе, заложив руки за спину, как сейчас, — он резко произносит команды… И у него, как и у его дочери, невероятно обаятельная улыбка, — она расцветает на его губах, когда поблизости появляется малышка Полли в голубом бархатном платьице, с завитыми в локоны волосами.

— Можно мне посмотреть на танцы, дядя? — тихо спрашивает девочка.

— Ей следует отправиться в детскую! — говорит мать Фелисити.

— Будет тебе, сейчас ведь Рождество, — говорит адмирал. — Наша Полли хочет потанцевать, а значит, она будет танцевать. Боюсь, я становлюсь настоящим старым дураком, когда дело касается желаний юных леди.

Гости хихикают в восторге от шутки адмирала. Мы движемся дальше, и я слышу, как адмирал приветствует прибывающих гостей с огромным дружелюбием и обаянием.

— …да, завтра я отправляюсь в Гринвич, навестить старых моряков в королевском госпитале. Полагаете, они и мне предложат там койку?.. Стивенс, как твоя нога? О, хорошо, хорошо…

На столике у стены лежат танцевальные карточки. Они изысканно украшены золотыми косичками и крошечными карандашиками, чтобы мы могли записать имена наших партнеров рядом с названиями танцев — вальс, кадриль, галоп, полька, — в зависимости от приглашения. Мне хочется написать имя Саймона рядом со всеми танцами, но я не могу танцевать больше трех раз с каким бы то ни было джентльменом. И мне придется кружиться в объятиях брата.

Эта карточка станет великолепным сувениром, напоминающим о моем первом бале, хотя я еще не «выпускница школы», а потому этот бал не считается дебютом и началом первого светского сезона. Это просто семейная вечеринка, и на ней мне достаются все привилегии молодой леди семнадцати-восемнадцати лет.

Бабушка удручающе долго бродит по залу, здороваясь с множеством разных дам, а я вынуждена таскаться следом за ней, улыбаясь и приседая в реверансе, и в основном помалкивая, пока ко мне не обратятся. Меня представляют пожилым дамам, сопровождающим девушек, — это жутко скучные старые тетушки, — и одна из них, какая-то миссис Боулс, клятвенно обещает бабушке, что присмотрит за мной не хуже родной матери, пока бабушка где-то там будет играть в карты. На другом конце зала я вижу Саймона, входящего со своими родными, и у меня внутри будто что-то падает. Я настолько поглощена наблюдением за Саймоном, что не слышу вопроса, заданного мне какой-то леди. Она вместе с бабушкой и миссис Боулс смотрит на меня, ожидая ответа. Бабушка прикрывает глаза, сгорая от стыда.