– Здесь я должен оставить вас, отец Гордон, – сказал стражник, останавливаясь у лестницы, ведущей из подвала наверх. – Надеюсь, вы знаете дорогу. Выйдете с парадного хода. Вы ведь, кажется, уже бывали в замке у сэра Альфреда?..

Кэрри кивнула, по-прежнему ничего не говоря, и медленно, как и подобает пожилому священнику, прошла один лестничный пролёт. Но, как только стражник исчез в глубине коридора, и предрассветная мгла поглотила его, она помчалась, как ветер, путаясь в полах плаща. Кэрри не шла, а летела, и длинная чёрная накидка развевалась, как крылья у неё за спиной. Но у дверей своей комнаты она замедлила шаг. Рядом находились спальни Лоры, сэра Альфреда и Агнесс. В любую секунду они могли выйти и окликнуть мнимого священника. Здесь была опасность, и, не раздумывая больше, Кэрри взялась за холодную дверную ручку.

II

…Комната была пуста; все вещи лежали на своих местах, – там, где она их оставила. Служанки боялись прикасаться к вещам колдуньи и с тех пор, как узнали о колдовстве, старались обходить эту комнату стороной. Закрыв за собой тяжёлые двери, Кэрри откинула капюшон, подставив лицо прохладному ночному ветру. Окно оставалось открытым, как и вечером накануне свадьбы.

Она нашла верёвочную лестницу на старом месте и, спрятав её под плащ, подошла к окну. Кэрри рассчитывала спуститься вниз, потом перебраться через стену, и тогда… Тогда она оказалась бы за пределами замка Дарквилл.

Сначала Кэрри хотела было выйти с парадного хода, но там наверняка стояли стражники, которые могли не пропустить мнимого священника. Нескольких слов, сказанных ею, было достаточно, чтобы вызвать подозрения. В том положении, в котором она находилась, окно представлялось ей самым надёжным выходом.

Кэрри привязала лестницу к тяжёлой оконной раме и уже собиралась сбросить вниз второй её конец, когда шаги в коридоре заставили её остановиться. Раздумывать было некогда: захлопнув окно, она задёрнула портьеру и замерла, прижавшись к частому оконному переплету.

Глядя сквозь занавеску, Кэрри видела, как приоткрылись двери, и в комнату вошла Агнесс. Она была одна. Её белое платье едва виднелось в предрассветной мгле; длинные чёрные волосы обрамляли бледное лицо. Она всё ещё выглядела больной, но её походка уже стала твёрже, и лицо уже не горело тем лихорадочным, красным румянцем, какой бывает у умирающих.

Осторожно притворив за собой дверь, Агнесс опустилась в кресло, – но тут же вскочила, отпрянув назад: тяжёлая бархатная портьера неожиданно зашевелилась, и человек, с ног до головы закутанный в чёрное, шагнул ей навстречу.