— Целью было — уничтожить инквизицию. И, как видишь, мы преуспели.

Она улыбалась и следила, как он опускает глаза, морщит лоб и поглаживает бородку.

— И ещё кое-что, — сказал он, подняв взгляд. — Мне ведь сказали, что арестовали тебя у дома Айзанханга. Зачем ты приходила к нему?

Ведьма не ответила.

— Осмелюсь предположить, что ты рассказала ему о нашей сделке?

Мать молчала, по-волчьи глядя в глаза викарию. Тот всё понял и ухмыльнулся.

— Он отомстит, — она злобно сощурилась, сжала губы.

Фёрнер помолчал, ожидая что колдунья скажет что-то ещё, но она только пристально смотрела на него.

— Вполне возможно. Готфрид никогда не отличался наличием мозгов и каких-либо зачатков собственной воли. Он прекрасный исполнитель, но решать что-либо самостоятельно, увы, не способен. Ты думаешь он любит твою Эрику? А по-моему ему просто нужна женщина, которая бы могла заменить ему мать.

— Ты ничего не понимаешь в чувствах.

— Я понимаю, что Готфрид полон ненависти к себе и окружающим. Вряд ли в его душе есть хоть какое-нибудь место любви. Если ему скажут, что Эрика ведьма, он будет её ненавидеть. Если скажут, что она ангел — будет её любить. Вот и все его чувства. Но всё же жаль, что такой хороший солдат пропадает зря. Но это он. А тебе не интересно, что будет с тобой?

— Казнишь, — откликнулась ведьма. — Какие обвинения выдвинут твои судьи? Как ты будешь выкручиваться, когда я расскажу…

— Ничего ты не расскажешь, — повысил голос викарий. — Я не буду рисковать, устраивая для тебя суд и показательную казнь на Старом Дворе. Лучше казнить кого-нибудь другого, объявив, что это и есть глава ужасного ковена ведьм.

— Избавляешься от свидетелей? Ты ведь не думаешь, что кайзер оставит тебя в покое, после всего того, что вы натворили?

— Конечно, нет. Но так мне будет спокойнее. Кстати, надо будет разобраться и с этим Готфридом, — он позвал солдата из-за двери. — Убейте её и скормите псам. Прощай, Гретхен.

И вышел, слыша, как с молитвой отодвигают засов, как открывается дверь камеры.

— Нельзя изменить предначертанное, — вдруг сказала Мать ему вслед. — Мы можем сопротивляться, но судьба возьмёт своё. Совсем скоро. Я чувствую это. В первый день новолуния, что бы мы ни делали, всё решится. Готфрид не сможет убить тебя, но…

— Спасибо за благое пророчество, — улыбнулся викарий. — Когда вас казнят, мне будет уже всё равно.

— Ты даже не представляешь, насколько прав! — усмехнулась Мать.

* * *