Светлый фон

— Вася! — заорал Петька, выводя меня из оцепенения, — Ты своего работодателя по миру пустить хочешь?

— Почему? — игриво спросила Василика, это, конечно же, была она, преображенная до неузнаваемости, немудрено не узнать, если только по украшениям — бирюзовое колье в платиновом обрамлении прекрасно оттенялось черным цветом.

— Такой гарной дивчине сразу хочется удвоить, нет, даже утроить зарплату, иначе я буду чувствовать себя эксплуататором. Проходи, дай полюбоваться тобой вблизи.

Василика засмеялась, но не сдвинулась с места, обернувшись во тьму коридора, она будто подавала кому-то знак. Послышались шаги, из-за спины рыжей красавицы с районе талии выглянула голова «Плотной Лизы», Елизаветы Петровны Чертопраховой, собственной персоной. Вася, продолжая смеяться, развела руками с вывертом, как в русской плясовой, дескать, прошу любить и жаловать. Плотная Лиза тоже улыбалась, но было видно — делала она это через силу, с напрягом, потому что в глазах застыла беда. Выскочив из-за спины Василики, Чертопрахова направилась прямиком ко мне, прижимая руки к необъятной груди.

— Петр Николаевич, миленький, богом молю, выручайте, случилось непоправимое. Что угодно просите, все выполню, голой пройду по Красной площади, только помогите.

— Ваше явление голой на главной площади страны произвело бы несомненный фурор, — мне не хотелось обижать ее правдой, — только причем здесь я? Вы обратились не по адресу, вот Петр Николаевич, напротив меня сидит, по другую сторону стола.

Чертопрахова резко затормозила и уставилась на Петьку, Петруччо же наблюдал за разворачивающимся действием с нескрываемым интересом.

— Ах, ну да, я все перепутала, в голове такая каша второй день. Вы — Никитин. Но именно вы-то мне и нужны, богом молю, — еще секунда, и Чертопрахова кинулась бы мне в ноги, если бы не проворность Петьки, который выскочил из-за стола и успел подхватить вконец упавшую духом женщину. Она находилась буквально на грани нервного срыва.

Красавица Василика, коренным образом сменившая имидж, не забыла о своих прямых обязанностях, мгновенно оценив поле битвы, притащила с кухни еще одну бутылку водки, тарелку с приборами и дополнительный закусон. Памятуя о прошлой встрече, я сразу же плеснул ревевшей Чертоплавовой изрядную дозу. Плотная Лиза, всхлипывая, сделала глоток, которому бы позавидовал верблюд в жаркой пустыне, немного успокоилась и начала делиться переживаниями.

После окончания недавней пирушки, получив от черта аванс, они поехали домой, где Лизавета проспала мертвым сном аж до полудня следующего дня. Проснувшись, она не обнаружила в квартире брата, но не придала этому значения, пока не нашла на столе записку, судя по подчерку, написанную впопыхах. Письмо гласило: «Лизонька! Мне все надоело! Я разрываю наш творческий союз! Не ищи меня!».