Наверно, это уже агония.

Странно, мне казалось, умирают по-другому.

Мне казалось…

Но мысли завернулись, замкнулись в круг, и Китти перестала их слышать. Тогда она подняла голову — туда, где светило.

Тысячи снежинок падали из черноты наверху. Они кружили необъятно, из края в край, им не было конца и не было начала, где они зарождались бы точками; они появлялись сразу — маленькие белые звёзды, вспыхивали искристым пламенем в свете фонаря, проносились и падали, тихо падали, пропадая из виду.

Наверно, теперь-то они будут лететь всегда. Здесь нет иной границы, как будто все, кто был нужен, и так уже рядом.

Они были красивые, почти прозрачные — там, под фонарём, и Китти подставила им свободную левую руку.

Снег ложился на её ладонь и почти тут же таял.

Значит, наверно, ещё не всё. Если бы всё, они бы не таяли. У трупа температура окружающей среды.

Несколько снежинок упало и задержалось на коже.

— Не тают, — прошептала Китти.

Она крепко сжала ладонь. В это же мгновенье позади послышались шаги — слишком лёгкие, чтоб принадлежать живому человеку, слишком различимые, чтоб быть плодом воображения.

Китти чуть-чуть, сколько смогла, приобернулась:

— Фройляйн? Это вы?

Часть III

Часть III

Ich ritze mir ins Fleisch, die Zeit in mir entweicht,

Ich werde stark sein, bis zum letzten Atemzug.

Sind wir die Schändlichkeit, der Makel Menschlichkeit

Und nicht viel mehr als Arroganz und Selbstbetrug?