Кто-то уже всё сделал до неё. Поняв, что ей не осталось здесь дела, Лаванда вздохнула вместе с ветром и закрыла глаза, позволила унести себя отсюда…

Наверху сквозь дымку искрились лучи далёкого светила. Она лежала в лодке и плыла по морю, за бортами слышался мерный плеск волн. Кто-то стоял над её головой, на корме, так что Лаванда не могла разглядеть его чётко: только видела вздымавшееся весло и как с него опадали капли. Она попробовала повернуть голову, увидела шерстистую черноту, и вроде бы жёлтый глаз блеснул проверить, как она. Больше было не рассмотреть, и Лаванда не стала пытаться, лишь снова опустила веки, чтоб слушать волны и чувствовать тихое покачивание лодки, пока стирались, бледнели в памяти всё и все…

Качать перестало.

Лаванда открыла глаза. Чёрный зверь, что принёс её сюда и теперь осторожно обнюхивал острым носом, увидел, что она проснулась, и вихрем умчался прочь. Наверху в сизо-лиловом, вне суток, небе зависла горбушка луны.

Лаванда перевернулась на бок и приподнялась, чтоб оглядеться. Она даже не поверила сначала глазам: перед ней было огромное поле лютиков — бледных, нежно-жёлтых, какие она порой видела в своих счастливых снах. Поодаль высились горы, их молочные вершины сливались с дымкой небосклона.

Она встала, провела рукой по лютикам, погладила жёлтые лепестки — и пошла вперёд. Всё, что чудилось, тревожило раньше, теперь отступало и смолкало вдали, словно только приснилось мимолётом. А здесь… здесь была её настоящая жизнь.

Она шла сквозь цветы, всё дальше и дальше. Этот мир существовал не для людей. Но и она, наверно, никогда не должна была быть человеком.

100

100

Поезд мчался под грохот колёс и только сейчас начал медленно останавливать свой ход. Феликс вылез из укрытия и стоял теперь перед дверью, лишь слегка опираясь о неё пальцами. Не было никаких сил ждать ещё.

Толчки постепенно сошли на нет. Под полом прокатился резкий скрежет, почти заглушивший короткий цок по ту сторону двери. Открыли? — или нет, откроют, наверно, громче… Додумать Феликс не успел: финальный рывок вагона сбил его с ног и со всей силы швырнул в стенку.

Сначала показалось, что он сломал руку. Хотя, понял он, всё же нет: тогда бы ею, наверно, не получалось пошевелить. И тогда он вряд ли бы смог стоять вот так, почти спокойно. Просто сильный ушиб, не больше (хорошо, что левая, мелькнуло в голове, правая ещё может понадобиться).

Тихо втягивая воздух, он воспользовался заминкой, чтобы несколько переждать. Снаружи не раздавалось ни голосов, ни шума какой-либо техники. Только ветер свистел.