— А то что? Ну, можешь стрелять. Ты же у нас великий стрелок. Главное, девочку не порань, ей еще жить и жить.

— Отпусти ее. Я тебе горло перегрызу, если с ней что-то случится.

Старик снова хохотнул.

— Не по правилам, говоришь? А по правилам было забирать у меня жизнь? И ты сейчас грозишь смертью древнему старику? Я тебя умоляю, не позорься, придумай что-то получше.

Кильчевский подобрал один из пистолетов, более-менее исправный с виду и направил его на девочку.

— О, ставки-то повышаются! Молодец, Женечка. Тупой, но смелый.

Девочка была в каком-то трансе, то ли от ужаса, то ли от зачарования. Они подходили все ближе, пока не остановились в десяти шагах.

— Ну что, смотри. И ты, и я знаем, что пока убить я тебя не могу. Только я знаю реальную причину, а ты нет. Но пока у тебя иммунитет, ничто не запрещает мне испортить тебе жизнь. Я хочу, чтобы ты страдал! И ты будешь страдать!

— Что ты сделал с Оксаной, мразь?

Старик мерзко и похотливо захихикал.

— Мучайся, мучайся от неизвестности. Ты сам себя проклянешь, но так и не узнаешь правды. А давай еще немного повысим ставки. Я считаю до десяти, и если ты не придумаешь, как меня остановить, я вышибу этой малышке мозги. Начнем?

— Нет.

— Десять, девять…

Кильчевский попытался прицелиться, но старик ловко прикрывался за девочкой. Неподалёку в кустах уже матерились солдаты.

— Семь, шесть…

А если рвануть резко влево, тогда есть крошечный шанс, что он не успеет увернуться и рука с пистолетом по инерции будет направлена в сторону старикашки.

— Четыре, три…

Нет, не успеет. Надо стрелять в ногу! Пусть девочка останется инвалидом, но, по крайней мере, живой. Этот изверг же не сможет уйти!

— Один, ноль…

Прозвучал выстрел, почему-то особенно громкий в ночной темноте. Девочка медленно и с какой-то будто обидой повалилась на землю, а старик ее ласково придерживал.