– Она не уродина, – прорычал Дмитрий сквозь стиснутые зубы, и кошка зашипела, с ним соглашаясь. И даже филин заухал одобрительно. А старуха осклабилась в ухмылке, сказала:

– Ну, коль уж у нее такие защитнички, так шрамы ей помехой не станут. Верно я говорю, мальчик?

– Вы главное ее спасите, бабушка. – Дмитрий, тот самый Дмитрий, что верил в науку и немножко в чудеса, сейчас вдруг доверился безграмотной старухе. Впрочем, Степан тоже когда-то доверился…

– Спасу, – пообещала ведьма, а потом велела: – Уходите! Завтра утром вернетесь, а пока нечего у меня под ногами путаться!

Дмитрий принялся было протестовать, но Степан крепко схватил его за руку, потянул вон из избушки. Ему вдруг до одури, до боли захотелось оказаться рядом с Оксаной и Аленкой, обнять обеих, убедиться, что с ними все хорошо. Эх, забрать бы их всех, увезти, да только от Черной Погони нигде не скрыться. И силы такой, как здесь, у Степана на чужбине не будет, не сумеет он их защитить. Тут его корни, тут он крепко стоит на земле, и земля эта ему помогает. И Вран это тоже понимает, оттого, наверное, и держится в стороне, не трогает тех, за кого Степан не моргнув глазом ему глотку перегрызет.

Перед тем как вернуться в дом у ручья, они с Дмитрием заглянули в Горяевское. Некогда многолюдный и шумный дом нынче тонул в темноте. Свет горел лишь в нескольких окнах, да на самой вершине Врановой башни. А еще в Игнатовом кабинете. Зайти бы по старой дружбе, поговорить по душам, усовестить. Да только нет больше у Игната ни совести, ни души, с каждым днем все сильнее и сильнее становится он похож на Врана. Разве что собственной крылатой тварью еще не обзавелся.