– Неужели? – сказал Игорь, облизывая губы. Слюна потекла по подбородку. – Я хотел провести с вами время, скоты.

– Что? – Федор стал наступать на него, Игорь попятился, но скорее для вида. Отца он в эту секунду возненавидел, появилось желание издеваться, унижать, пугать и получать от этого удовольствие… Кто он сейчас?

Ответ прост – ребенок влез в его шкуру.

– Убирайся вон, а не то…

– Что же? Детоубийца. Ты уже кого-нибудь убил или только готовишься?

– Замолчи! – зашипел Федор.

Игорь посмотрел на Людмилу, сидящую на диване, и в нем проснулась дикая необузданная страсть, любовь, нежность, граничащая с сумасшествием. Он уловил ее плоский одномерный взгляд.

Так чудовище любило ее? Считало своей… матерью? Любовницей?

И она отвечала ему взаимностью?

Нет, мама не могла так. Не могла. Не имела права.

Игорю хотелось кричать, но он не мог, находясь в этом облике.

Федор замахнулся на него, и Игорь побежал, обогнул его массивную фигуру и ринулся в детскую. Она была открыта. Хохоча, Игорь толкнул дверь и увидел в полумраке спасительный выход.

Он влетел в комнату, споткнулся и упал. Пол был покрыт осколками стекла, которые впились ему в ладонь, но Игорь смотрел не на них, а на свои руки. Они были по-старчески кривыми, с толстыми пухлыми суставами, выступающими синими венами и пигментными пятнами. Ногти загнулись желтыми крючками.

Игорь встал на колени, повернул руки ладонями к себе. Из порезов текла кровь, а в торчащих из кожи осколках он увидел свое отражение: мерзкая стариковская физиономия с выкаченными глазами и отвисшим безвольным ртом, под которым нет подбородка.

– Теперь это ты, – сказал Игорь себе. – Все, твое время кончилось.

– Уйди из меня, тварь!

– Нет, я не могу. Я – это ты. Помнишь любовь матери? Она любит меня, у нее не было другого выхода. Такова судьба всех вас. Любить меня, как вы любите себя.

– Заткнись! – заорал Игорь, усилием воли стараясь вытолкнуть из себя привидение.

Он стал бить себя по голове уродливыми руками, придя в неистовую ярость, а чудовище внутри лишь смеялось. Игорь врезал кулаком по губам и чуть не выбил себе зубы.

– Чем ты больше бесишься и боишься, тем я сильней, – сказал он. – Значит, я побеждаю.