— Я говорю гораздо больше, чем вы, хотя должно быть наоборот.

Он встал и начал нервно прохаживаться по комнате. Его изрезанное морщинами лицо еще сильнее окрасилось кирпичным румянцем.

Внезапно Помяна осенило. Взяв несчастного за плечо, он повернул его к себе и, пристально глядя ему в глаза, заговорил ровно, спокойно, тоном внушения:

— Вы очень устали. Вам хочется спать. Сядьте и отдохните.

Лицо Шантыра выразило изумление, тут же сменившееся выражением покорности. Без слова протеста он подчинился приказу и сел, вперив в пространство сонные, словно остекленевшие глаза, а буквально через секунду впал в глубочайший сон.

— Вернемся на два года назад! — приказал Помян, усаживаясь напротив. — Двадцать второе сентября!

Шантыр молчал. Только глаза с закатившимися кверху белками слегка дрогнули.

— Приближается полдень, — подсказывал Помян, — погода отличная, много солнца… Мы подходим к особняку на улице Ясной…

— Да, да, — хрипловатым голосом подтвердил спящий, — мы подходим к особняку на улице Ясной…

— Что ты видишь?

— Вижу, как он перегнулся через перила веранды и смотрит…

— Кто?

— Господин в вечернем фраке… наглый, отвратный тип, в монокле, наставил на меня свое стеклышко…

— Дальше! — понукал Помян. — Дальше! Что ты делаешь? Что ты собираешься делать?

— Выбить эту стекляшку, вышибить прямо из глаза! И жилет тоже отнять! Ободрать с этого павлина перья! Хватит надо мной измываться! Я больше не потерплю!…

Снова наступило молчание. Только грудь Шантыра сильно вздымалась да дыхание стало прерывистым и свистящим.

— В руках у меня нож, — продолжал он после минутной паузы, — острый, отточенный садовый нож. Иду вперед. Меня словно несет неведомая темная сила — чувствую себя великаном, любая преграда мне нипочем… Стена?… Пустяк!… Всползаю по гладкой стене, точно муха, взбираюсь на самый верх… Меня уже не остановить никакой силой… Мне везет, вокруг ни души, улица пустынна — всех будто вымело… Я уже в саду, за оградой… Он пока ничего не замечает, попыхивает своей сигарой, отворотившись от меня… Нас разделяют каких-нибудь три метра… Всего ничего! Карабкаюсь по трубе, по карнизам… Наконец-то! Он обернулся и увидел меня! Поздно спохватился!… Тебе не спастись от удара, погибай, мерзавец!…

Шантыр сорвался с места и вскинутой кверху рукой повторил грозный жест. Но это усилие доконало его — с пеной на губах он покатился по полу.

— Каталепсия, — констатировал Помян, перенося бесчувственное тело на софу. — Я тебя избавлю от мук, бедняга!

Легким массажем он снял одеревенелость членов, но приводить больного в чувство не стал.