Но этому не суждено было случиться. Ребенок родился живым и получил имя Тутанхатон, что означает "Живой Образ Солнца".

Именно на благоволение Солнца и возлагал Эхнатон свои надежды, тем паче что внешность Сменхкара не претерпевала изменений и, следовательно, можно было предположить, что потомки фараона от смертной женщины не будут по милости Всевышнего нести в себе кровное проклятие.

"Вдруг, – думал царь, – я и вправду окажусь последним в этой зловещей цепи".

Однако при этом он не мог не страшиться того, что все его молитвы пропадут втуне и в конце концов сила Амона восторжествует. Не было ему покоя, ибо на город, бывший доселе прибежищем благоденствия и оазисом процветания, стали обрушиваться жгучие ветры и песчаные бури, неся погибель цветам и зеленому убранству. Нил в должный срок не разлился, что стало причиной неурожая и как следствия его – голода. За голодом последовал мор, а затем с дальних границ прибыло известие о вторжении врага.

Молиться фараон Эхнатон не переставал, но теперь ему казалось, будто лучи солнца стали не жизнетворными, но губительными, что они не дарят тепло и свет, но посылают нестерпимый зной и духоту, порождающие пыль и смрад.

Мор усилился настолько, что умершие валялись на улицах. Добравшись до дворца, поветрие не пощадило и Киа: она убыла во мрак, куда Эхнатон – теперь он осознавал это в полной мере – даже не мог за ней последовать.

Горько оплакивал он ее красоту, доброту и великую любовь к нему, устоявшую даже перед всей проявленной им несправедливостью и жестокостью.

Но еще горше царь оплакивал себя. Казалось ему, что вместе с Киа ушло и все его прошлое, а память о нем стала подобна пруду, обращенному в грязную топь.

Так, скорбя и стеная, фараон блуждал по пустыне, и ноги сами вывели его к собственной, так и не завершенной гробнице. В самом дальнем углу глубочайшей из подземных камер красовался портрет исчезнувшей царицы Нефертити, столь яркий и столь совершенный, что она казалась почти живой. Царю, рассматривавшему изображение в дрожащем свете факела, даже показалось, что она выходит из камня.

– О могущественная царица, – взмолился Эхнатон, – помоги мне!

Ответа, однако, не было, да и образ на стене на самом деле оставался неподвижным. Виной обмана зрения была игра теней.

В тот же день по возвращении во дворец фараон принял окончательное решение относительно своей дальнейшей судьбы. Он повелел объявить себя умершим, возложить корону на чело Сменхкара и официально объявить об этом по всему Верхнему и Нижнему Египту.

– Но ты ведь жив! Что ты собираешься делать? – в испуге спросил Эйэ.