Да, он привел ее в Большой театр, как когда-то привез Изабель; да, он купил им обоим ту же ложу бенуара, где сидела тогда Изабель, словно искушая судьбу – раньше судьба все время искушала его, а теперь он искусит ее, такой уж он дерзкий. И «Кармен» давали – как тогда. Как изменилась публика. Как много в Москве, оказывается, богатых. Да, этот город – столица богатых, и все разодеты, и дамы в мехах и брильянтах, и сытые подбородочки вздернуты над связками жемчугов и кораллов, и запястья обняты тяжелыми золотыми браслетами – каждый из таких вот браслетов стоит автомата Калашникова, стоит… Да мало ли чего и сколько стоит! Жизнь человека сейчас не стоит ничего. Если тебе надо – найми киллера. И заплати ему двадцать, тридцать, пятьдесят штук баксов. Всего-то. И работник сделает работу. Он убьет того, кто тебе неугоден. И тебе самому трудиться не придется. Ручки пачкать. Ах, как русский человек не любит пачкать ручки!.. А что еще любит русский человек?.. А еще он любит богатство. Медом его не корми – а богатство давай. Особенно такое, что неправедно нажито. А женщины, как наши женщины любят меха, соболей, норок, плечики укутать в шиншиллу, как любят блеск граненых алмазов на груди, сережки с цирконием в ушках!.. Да разве только наши женщины?.. А итальянки не любят?.. А француженки не любят?!.. а американки… И разве только в тряпках и в камешках все дело?.. Человек в своем богатстве любит защищенность. Оно защищает его от ужаса жизни. От черного ледяного мрака, что обнимает его, едва он выйдет за порог: от тьмы нищеты, от ее зубастого, глазастого призрака, что подстерегает за углом тебя – с ножом, с удавкой в тощей руке.

Они с Милочкой прошествовали в свою ложу, расположились, Милочка с восторгом глядела на гомонящую публику, на сцену, закрытую тяжелым, знаменито расшитым парчовым занавесом. Первый раз в театре! У нее в зобу дыханье сперло. Митя приодел ее знатно – жена известного всей Москве мафиозо Морозова сидела в ложе в белых перчатках до локтя, в том самом белом платье, похожем на распустившуюся лилию, в котором была в своей последний вечер в театре бедная Изабель; Митя сам вытащил платье из шкафа, сам надел на жену, посмеиваясь – мертвые только радуются, когда их вещи носят живые. В ушах Милочки, в маленьких мочках, нестерпимо, на весь театр сверкали алмазные серьги Императрицы Марии Федоровны – последняя драгоценность старухи Голицыной, что Митя извлек из наволочки, валявшейся под кроватью. Когда он ввинчивал серьги дома Милочке в уши, она визжала, как свинья. А теперь на нее в театре все оглядывались, и не помехой был ее большой рот, и не помехой – худоба. Одень женщину, любую, подзаборницу, бомжиху, хорошо, и она станет красавицей.