Арк вышел на балкон с рюмкой в руке. Пристально глядел на маленькую неподвижную обшарпанную машинку. Внутри машины копошился, дергался маленький кукольный человечек. Снег заносил Арка, слетал в недопитый коньяк, заметал жалкую машину, человечка в ней, деревья, дом, улицу, крыши, зачеркивал цинковыми белилами загрунтованные черным рыбьи клеем небеса и далекий, страшный, как красный цветок, горящий маленький самолетик в живой необъятной черноте.

Вот она, дверь.

Оторванный номер.

Там, за дверью, лежит мертвый человек с красивым именем, очень странным, непривычным для русского уха. Он лежит там. Зима, холод. Окно у него, небось, выбито, камора вся выстужена. Он замерз. Ему холодно. Зачем?

А зачем так холодно тебе?

Он положил руку на медную дверную ручку.

Дверь подалась под его рукой.

Он отшатнулся.

Если это не сон, Господи, спаси меня.

Я зверь в ржавой клетке. Я хожу кругами по каморке. Обрушиваю себя на скамью, кладу локти на стол, каменно обхватываю себя за лоб.

Что ж это!.. Мой шепот крутит и корежит меня. Что ж это!.. Я загнанный волк?.. Обложили… так и умертвят!.. А я не Рифмадиссо. Я еще пожить хочу. Для чего?!.. Для того, чтобы умереть на Зимней Войне?!.. Какие звезды на Войне!.. Какие ледники, какие глетчеры… как пахнет сожженным кизяком, сухим горящим хворостом, свежей кровью… дешевыми духами от санинструктора… Самолет там гаснет в небесах, растворяется, как комок сахара в чае – даже гула не слышно… А какие там зенитки!.. А какие там танки!.. И у меня там были ножи… много ножей, рассованных по карманам гимнастерки… я умел их бросать, всаживать, метать… я любовался на блеск их длинных лезвий… А люди… люди там какие… о таких в этом прогнившем, просоленном, заперченном Армагеддоне можно только помечтать!..

Он достал из кухонного ящика луковицу, разрезал ее.

Как это женщины плачут, когда режут лук?.. Мне бы хоть зарыдать. Сказал бы Богу спасибо. Она не бросится мне на шею. Она не крикнет больше: я люблю тебя.

………………и в какого чудесного зверя, по восточным поверьям, я превращусь потом, когда тело мое пойдет другим существам в пищу, а душа вылетит и начнет искать, куда ей влететь еще, в какое чудовище?!..

Он подошел к зеркалу. Поглядел на себя. Потрогал щетину на щеках.

Я – астронавт на необитаемой планете. Остался один. И меня убили. Нарисовали на мне мишень сзади, на спине. Там пуля. Меня прострелили. Вот я лежу, убитый. Я остался один, и меня убили. Так бывает всегда. Он озирался вокруг, будто искал кого-то, кто помог бы, утешил, укачал, спел колыбельную. Но ведь убийство… убийство – это же не смерть целиком, да?.. Ну, приняли мы смерть… а дальше что?.. Ведь смерти нет, как нет у нас времени и жизни!.. Над небом голубым… есть город золотой… Небо синее, как сапфир… а купол церкви горит на Солнце, как золотой шлем… золотая каска… Пойду на улицу. Буду глядеть под ноги, в грязь. Он там лежит, Третий Глаз. Найду его. Продам. Куплю австралийский хлеб с цукатами, ирландскую ветчину и канадский шоколад, он здорово силы поднимает, как сто грамм. Ну, и коньяку куплю, конечно. И еще, конечно… куплю нож. Шпрингнайф. Северной работы. С выстреливающим лезвием. И найду в толпе женщину, похожую… на нее. Это так сладко, когда лезвие… входит в сонную жилу на шее, чуть ниже уха.