Лех, зацепляясь локтями и коленями за старую тщедушную мебель, рванулся из бездны одиночества на оглушительный, ослепительный звонок.

За порогом сгущалась тьма, на пороге, мерцая, стояла Люсиль.

В том самом синем платье с блестками, в наброшенном на плечи ватничке, как и была на Войне.

– Ты тоже призрак! – выкрикнул он.

Люсиль грустно глядела на него, и он заметил, что в углах ее светлых веселых глаз появились птичьи лапки новых, печальных морщин.

– Ох, Юргенс, ну ты и дурачок, – устало сказала она. – Если я призрак, то почему я так проголодалась?.. Накорми меня хоть чем-нибудь. Дай пожевать кусок ржаного. Я понимаю – Война, еды не добыть. Армагеддон уже в кольце. К нему стягивают вражеские войска. Наши зенитки лупят все мимо. Еще ни одного самолета не сбили. Авиация все бомбит в округе. Горят Кашира, Малаховка, Купавна, Голутвин, все восточные подходы. Я теперь сама не знаю, кто я. Актрисулька?.. песенки мои никто слушать не желает, и денежек за них не платят. Только огрызаются: не до песенок нам. Видишь, это Армагеддон, а в Библии предсказано было… ну, пусти же! Что я тут на пороге у тебя, как почтовый ящик!..

Он потрясенно шатнулся вбок, впустил ее. Боялся до нее дотронуться.

– Да не бойся ты, – со вздохом уронила она, стаскивая с себя обгорелый ватник и швыряя его на пол коридора. – Настоящая я. Ты ж еще не понял, что люди умирают и воскресают. Редко, но бывает. Хочешь я тебя развеселю?.. как тогда!..

Она подбоченилась, выставила бедро вперед, синий шелк выблеснул люрексом, и лицо Леха покрылось сине-золотой светящейся сетью.

– Уезжаю я, солдатик, уезжаю в Азию!.. Неужель последний раз на милку я залазию!.. – заголосила она визгливо и шутейно. Он закрыл ей рот рукой и в ужасе отдернул руку, как от огня.

– Ну?.. Убедился?.. Живая я… Война, Юргенс! Настоящая. Не из книжек. Армагеддон со дня на день будет разрушен. Войска войдут в него по земле, огонь упадет на него с неба. Все будет как предсказано. Мне на Островах… так отец Иакинф говорил…

При имени Иакинфа лицо ее почернело, осунулось, золото и белизна и румянец исчезли из него, как выпитые жадными пытошными губами.

– Садись, – он придвинул ей стул трясущейся рукой. – Я видел, что ты погибла на Войне под разрывом снаряда. И косточек твоих не осталось. Все сожрал огонь. Но это неважно. Важно, что это ты. Прости меня, что я тебя оставил. Мужчина всегда оставляет женщину. Даже любимую. Даже…

– Слишком много болтаешь, Юргенс! – Бойкая беленькая девчонка Люсиль улыбнулась, показав перламутровые зубки горностая, топнула ножкой. – Тащи свою еду!.. Налей мне чаю горячего!.. Или у тебя… шаром покати?..