— Что за странное имя? — усмехнулась Марго, толкая зеркальную дверь галереи.

— Это русский художник, — пояснил Поль. — Разве это не русское имя?

— Как тебе сказать? — хмыкнула Марго. — Типа… Типа русское.

Едва она подняла глаза, с ней чуть не случилось то, чего мог бы опасаться любой разведцик. Издевка? Насмешка? Ирония? Шутка? Марго не знала, как это назвать. Она увидела свои картины — те, что продала в Питере в последний раз. У нее даже слайдов не осталось. Не успела. Она подошла к первому холсту и, совершенно потрясенная, увидела аккуратную подпись «Никола Горофф».

Хотя на самом деле это была одна из пейзажных работ Марго серого периода. Перламутровый блеск воды, серо-желтый песок свалки, Муся зарытая наполовину в песок, ракушки, чаячьи следы, кусочки плавней, осока… Господи! Неужели все это было? Спасаясь от тоски в клетке глухонемого Евгения, она нарисовала эту ностальгическую работу и следующую с вороной и заснеженным столиком, и еще несколько — они все висели на левой стене галереи.

Марго обошла зал в полугипнотическом состоянии. Кроме ее работ тут были еще чьи-то, довольно похожие по стилю, так что никому бы и в голову не пришло бы обвинить Гороффа в том, что он сильно поменял стиль и выбился из формата.

Завершив беглый осмотр, Марго вернулась к серому перламутровому пляжу.

Ей плевать было теперь и на Гороффа, и на все галереи мира. Посмотреть последний раз на Мусю, зарывшуюся в песок, на ее раскинувшиеся по песку волосы, на ее смутную, как у Джоконды, улыбку.

— Н-да, — сказала Марго, не зная даже, что и чувствовать.

От растерянности она не успела понять, что надо чувствовать. И подумала, что чувствовать-то в общем и не надо. Раз уж не начало чувствоваться само, то и черт с ним.

А вообще? А надо ли чувствовать вообще? В смысле испытывать чувства. Взращивать их в себе: гнев, страх, ужас, злорадство, веселье, зависть, стыд… Что в них хорошего, кроме напряжения организма и зацикливания мозгов?

Вот радость, ее нельзя почувствовать, она состояние, а не чувство. И для нее, кстати, не нужен никакой повод. Она — состояние. Надо как-то научиться быть в состоянии радости. И, возможно, все испытания, перевороты и приключения даны Марго только для того, чтобы она, тупая, поняла — не нужно ничего для р а д о с т и. Только ты сама и твоя радость. Мятное серебристое тепло внутри тебя. Золотистый внутренний свет в твоем внутреннем мире.

— Ну как? — толкнул ее в плечо Поль. — Вот это живопись! Да?

Марго молча обошла выставку, онемевшая и ошарашенная. Курить. Она подошла к Полю.