Недолго раздумывая, поручик спешил всю роту. Какая уж из драгунов кавалерия? Посаженная на лошадей пехота. И к пешему штыковому бою его люди куда привычнее, чем к конной рубке. Даже форму до прошлого года носили пехотную – простенькие темно-зеленые кафтаны. Зато теперь молодцы-красавцы: синие мундиры с белыми отложными воротниками, белые камзолы, лосины… Девки млеют.

Но сейчас было не до девок. Рота, оставив на опушке коноводов и дозорных, растянулась длинной цепью. Баглаевский отдал приказ: не шуметь, продвигаться не далее как в двух саженях друг от друга, цепь не разрывать, с прямого направления не сворачивать, кусты ни под каким видом не обходить – если потребуется, прорубаться сквозь подлесок палашами.

Двинулись – фузеи с примкнутыми штыками наизготовку. И тут же по цепи покатилась приглушенная ругань – каждому казалось, что он-то идет прямо и правильно, а вот соседи плутают в трех осинах…

Но ничего, как-то приладились. Крайне медленно, с трудом поминутно выравнивая строй, но двигались вперед. Конный полувзвод, высланный в обход проклятого лесочка, никаких тревожных сигналов не подавал. Но если в чаще и вправду засели лиходеи – попали они между молотом и наковальней, между палашами конных и штыками пеших. Главное – успеть до темноты…

Впрочем, поручик не был до конца уверен, что дичь в ловушке. До тех пор, пока с левого фланга не прибежал вдоль цепи вестовой – бледный, губы трясутся…

Сам поручик не дрогнул лицом, увидев наполненную старыми костями яму. Но неподалеку лежали три свежих трупа. У одного – чернолицего, оскаленного – из горла торчал хорошо знакомый Баглаевскому стилет.

– Диавол… – шептали друг другу солдаты, показывая на тело.

Баглаевский понимал: никакой не дьявол, обыкновенный арап, но какой-то чертовщиной от этого дела попахивало явственно…

Пятеро разведчиков, посланных вперед по натоптанной тропе, не возвращались. Минуты ползли тягуче и медленно. Потом невдалеке громыхнул ружейный выстрел. И всё понеслось очень быстро…

* * *

На первый взгляд человек казался почтенным и мудрым старцем: длинная белоснежная борода, высокий лоб, изрезанный морщинами, пронзительный взгляд из-под густых седых бровей. Черная мантия делала старца похожим на профессора Саламанкского университета.

Но мимика и жесты человека были несвойственны почтенным профессорам: лицо подергивалось, рот кривила глумливая усмешка, длинные паучьи пальцы находились в постоянном движении, словно жили независимой от хозяина жизнью.

Дон Пабло (сознание к нему вернулось несколько минут назад) не сомневался – перед ним Алгуэррос. Ничуть не изменился по сравнению со своим портретом. Правда, портрет тот, хранящийся в архивах Толедской инквизиции, написан семь десятилетий назад. Но дона Пабло не удивила странная моложавость чернокнижника – к моменту своего бегства из Испании тот выглядел точно так же.