— По-моему, обошлось, — сказал он. — Налицо традиционный хэппи-энд.

— Ой ли? — Вергилий с сомнением покачал головой. — День хвали вечером, жен — на костре, меч — после битвы, дев — после свадьбы, лед — если выдержит, пиво — коль выпито. А свадьбы еще не было.

— Я имею в виду только данный эпизод, — пояснил Лешко, натягивая туфли.

— Да, могло быть гораздо хуже, — согласился Вергилий. — Впредь постарайся не нарываться.

Лешко хмыкнул:

— Постараюсь постараться. Если бы еще заранее знать, где и на что можно нарваться.

— Ну-у, так неинтересно, — протянул Вергилий и поднялся с кочки. — Размялся? Пошли, нас ждет угрюмый Дит.

— Кто? — не понял Лешко. — Какой Дит?

— Город Дит. То бишь селение. «Вот город Дит, и в нем заключены безрадостные люди, сонм печальный». А это как раз из Данте.

— Я так и думал, — сказал Лешко. — С чего ты взял, что там невесело? Ты там уже бывал раньше?

— Нет, не приходилось, но у меня такое предчувствие, — пояснил Вергилий. — Придем — увидим. Главное — дойти без приключений.

10 В ТЕНИ КРЫЛЬЕВ

10

В ТЕНИ КРЫЛЬЕВ

Он сидел в удобном мягком кресле возле открытого окна, положив скрещенные ноги на широкий низкий мраморный подоконник. Душа его была спокойной и умиротворенной. Целыми днями, дожидаясь возвращения Ники, он сидел в этом кресле или бродил по бесчисленным комнатам, любуясь старинными картинами в массивных золоченых рамах, разглядывая всякие забавные искусно сработанные безделушки, расставленные на столиках, полках и в шкафах со стеклянными дверцами, трогая мебель, подмигивая своему отражению в зеркалах, слушая тихую музыку, которая то и дело сама собой рождалась внутри незнакомых ему музыкальных инструментов и растекалась по комнатам, ублажая слух. Он никогда никого не встречал в этих несчитанных комнатах, но ничуть не огорчался. Он не знал, где находится выход из этого тихого дома, но ему и не нужен был выход. Его вполне устраивали длительные блуждания по комнатам и уютное кресло у распахнутого окна. И ничего больше он не желал, и блаженствовал, блаженствовал, блаженствовал…

Он, сложив руки на груди и откинувшись на мягкую спинку кресла, смотрел в окно и едва заметно улыбался. Это было единственное окно во всей высокой каменной стене, поднимающейся над заполненным прозрачной водой глубоким рвом с двумя полосками кустарника вдоль берегов. Чуть поодаль, с правой стороны от его окна, за зеленым лугом, была роща — белоствольные стройные деревья с негустой золотистой листвой, чуть трепещущей даже при полном безветрии. Слева, за ручьем, раскинулась равнина — огромный ковер, сотканный из высоких цветов с золотыми головками, словно впитавшими свет сползающего к горизонту нежаркого солнца. Золотая гладь обрывалась у склонов далеких холмов. А еще левее лазурное небо, казалось, опрокидывалось на землю. Он знал, что это морской залив; ветер часто доносил оттуда крики птиц, хотя самих птиц он никогда не видел. Ника каждый вечер возвращалась именно с той стороны, выныривая из лазури, — сначала далекая точка, потом птица, а уже над равниной — женщина с развевающимися волосами, медленно и грациозно взмахивающая белыми с золотом крыльями.