– Так вот. Я хотел, собственно, вам сказать, что чувства мои к вам внове для меня. Оттого я не могу сказать вам сейчас большего или что-нибудь обещать на будущее. Мне необходимо еще некоторое время, чтобы свыкнуться с моим новым ощущением и понять, необходимо ли оно мне. – Говоря это, Балашинский не взглянул уже на Машу, а бросал слова прямо перед собой, в пустоту. – Но мне важно на сегодняшний день знать одно. Приятен ли я также и вам? Вызываю ли в вас хоть какое-нибудь ответное чувство? Если же ничего похожего нет, то и мои старания разобраться в себе и продолжать вместе с тем наши встречи совершенно бессмысленны. Потому что в таком случае меня ждут только неприятные переживания. Надеюсь, вы достаточно добры, чтобы не пожелать мне подобной доли?

– Что вы, у меня и в мыслях не было ничего подобного! – Машенька заговорила, почти что оправдываясь перед Балашинским, будто бы он и в действительности мог думать то, что сказал. Что молоденькая, неискушенная и ослепленная им девушка и в самом деле была способна жонглировать его чувствами. Но Маша принимала игру всерьез, не зная ее правил.

– Мне лестно это слышать и знать, что я в вас не ошибся. Но все же каков будет ваш ответ? Поверьте, что бы вы ни сказали мне сейчас, я отнесусь спокойно к любому вашему приговору. И мне не нужна ложь во спасение. Если я вам не нужен и не мил, то я тотчас уйду и никогда больше, даю вам честное слово, не обеспокою вас своим присутствием. – И Балашинский сделал изрядный шаг в сторону, одновременно отпуская Машенькину руку, опиравшуюся до той минуты на его локоть. Будто бы немедленно по одному Машиному неблагоприятному взгляду собрался исчезнуть, сгинуть навсегда прочь.

И простодушной девушке, конечно, пришлось его удержать, позабыв о приличиях и скромной застенчивости:

– Нет. Нет, подождите. Постойте! – Машенька сделала даже шаг следом за ним, так боялась, что Ян уйдет, ухватила его за рукав, чего в иных обстоятельствах не позволила бы себе никогда в жизни. – Я тоже... я также... Я не могла первая сказать... Не уходите... Вы... Вы... нужны... мне.

Если бы Ян Владиславович и Машенька могли наблюдать себя со стороны, то увидели бы счастливо прогуливающуюся парочку, степенную и согласную, у которой вышла вдруг случайная размолвка, тут же, впрочем, улаженная. И благожелательному взгляду сцена с мнимым расставанием между ними показалась бы трогательной и умилительной, присутствуй неподалеку этот положительный, добродушный свидетель. Оку же придирчивому и подозрительному увиделось бы иное. Пессимистичный наблюдатель увидел бы юную девушку и взрослого, не подходящего ей по возрасту мужчину тревожной внешности, умышленно интригующего свою милую спутницу. И такой наблюдатель, к несчастью, был.