– Нисколько. Я сейчас живу один. Жена с сыном уехали к теще в Курск. Да и потом, очень интересно узнать о вашей жизни. Как-никак не виделись… Это сколько же получается? Ба, восемнадцать лет! Почти день в день. Сколько воды утекло! А я сразу же вас узнал. Даже не изменились. Удивительно! Весь мир перевернулся, а вы все такой же. Садитесь в машину, поедем ко мне. Там и перекусите. Вы, наверное, проголодались?

В двухэтажном щитовом доме Шахов занимал две отдельные комнаты. Обстановка квартиры была добротной: ковер на стене, большой кожаный диван с полочкой, на которой стояли разные фарфоровые безделушки, письменный стол, комод с круглым зеркалом посередине и двумя высокими, синего стекла, вазами по бокам, этажерка с книгами. Имелось здесь и пианино. На окнах – плюшевые портьеры с бомбончиками.

– Располагайтесь, – сказал хозяин, кивнув на диван. – Я сейчас…

– Мне бы… э-э…

– В туалет? – понял Шахов. – Удобства, к сожалению, на улице. Выйдете из подъезда и налево. Увидите побеленную будку.

Когда Всесвятский вернулся, на письменном столе стояла нехитрая закуска: банка консервов «Язь в томатном соусе», тушенка на тарелке, нарезанное ломтиками копченое сало, хлеб, несколько мятных пряников. Над снедью возвышалась едва початая бутылка коньяка.

– Уж извините, Николай Николаевич, – стал оправдываться Шахов, – хозяйки дома нет, питаюсь исключительно в столовой, поэтому, сами видите, закуска довольно скудная. Коньяк сохранился после майских праздников. Вполне приемлемый. Правда, я не большой любитель.

– А чай у вас есть?

– Сейчас будет. Поставил чайник на примус. Давайте по рюмочке за встречу.

Они чокнулись и дружно выпили.

– Так рассказывайте, что вы, как вы?.. Я часто вспоминаю палатку в овражке, заросли боярышника и шиповника, костерок, на котором варился кулеш. Незабываемое время. И эта гробница… Что, кстати, с ней стало? Как прошли для вас все эти годы?

– По-разному, – отозвался Всесвятский. Он вкратце обрисовал свою дальнейшую судьбу, о многом, правда, умолчав, об ином не договаривая.

Хозяин вел себя примерно так же. И тот и другой чувствовали: разговор не получается. Не помогал даже коньяк.

Шахов быстро опьянел. Он скинул френч, оставшись, в не совсем свежей сорочке, перехваченной широкими подтяжками. Лицо его раскраснелось, лоб покрылся бисером пота, глаза ярко блестели. Все выдавало чрезмерное возбуждение. Наконец он не выдержал:

– Скажите, только честно, зачем вы сюда приехали?

– Честно? – Всесвятский с легкой улыбкой взглянул на Шахова. – Ну, если честно, бороться со злом, как ни высокопарно это звучит.