— Я стараюсь не пить так много, — прошептала Джульетта. — Но когда рядом нет моей доченьки, нет и особого смысла казаться хорошей. Теперь ты снова со мной, и я больше не буду пить вообще. Обещаю!

Элла подняла голову:

— У тебя всегда был Фрэнк…

— Спасибо тебе за Фрэнка, — ответила Джульетта, и крепко обняла дочь. В это объятие она вложила гораздо больше чувства, чем когда-либо ощущала к Элле. Ведь без Эллы Фрэнк бы умер.

Дола сверкнул вспышкой камеры.

Гунтарсон сделал молниеносный выпад, но промахнулся.

— Пленку! — рявкнул он.

— Ну уж нет, — улыбнулся Дола. — Я имею в виду — это же первое объятие. Воссоединение матери и дочери. Неужели вы в самом деле можете требовать предать забвению столь радостный момент?

— Дайте сюда! — повторил Гунтарсон.

Раздался стук, и в тот же момент дверь, которую Гунтарсон забыл запереть, стала приоткрываться. Он шарахнул по ней ногой.

— Это я, Стюпот, — раздался из коридора жалобный голос.

Гунтарсон выглянул, чтобы удостовериться в этом, и впустил его.

— Ну?!

Стюпот обвел комнату взглядом.

— Так они все приехали… — пробормотал он.

— Точно! Тебе что-то нужно?

— Там звонят с рецепции, спрашивают, будем ли мы заказывать рождественский обед. Я за себя сказал «да», ничего?

— Скажи им «да» за всех нас, — вмешался Кен. — Нас шестеро. Пусть будет семь — твоей драгоценной Элле нужны двойные порции.

Стюпот с опаской глянул на него. Он уже слышал истории об отце Эллы.

— Иди и звони, — приказал Гунтарсон. — Поедят, а когда закончат — пусть убираются!