— Элла, мы должны совершить нечто удивительное. Что-то, что откроет миру глаза… Мы разбудили планету, Элла. Сейчас она вновь проваливается в дремоту — но ведь однажды мы это сделали! И можем сделать снова! Мы должны кое-что придумать, Элла. Какую-то новую мечту… Да! Потрясти всех и заставить очнуться. Встряхнуть их нервы. Мы не можем позволить чудесам иссякнуть, Элла! Я этого не позволю!
Элла проговорила:
— Ты женишься на мне?
— Ух ты! Да, это может обеспечить определенную поддержку! Ты имеешь в виду — громкое бракосочетание, мировые лидеры в качестве почетных гостей, продажа прав на фотосъемку, и так далее? Может быть… хорошая идея… можно устроить массовые моления вместо банального медового месяца…
— Когда мне будет шестнадцать, ты сможешь на мне жениться, правда?
— Полагаю, теоретически… — в голосе Гунтарсона вдруг зазвучало сомнение. — Но ведь это не имеет отношения к экстрасенсорике, да? Свадьба… Крупное событие, но не паранормальное…
— Ты женишься на мне?
— Так ты всерьез спрашиваешь? Зачем? Ты и вправду этого хочешь?
— Я давным-давно этого хочу, — просто ответила Элла. — Шестнадцать. Вот чего я жду.
Гунтарсон приложил ладонь к одному из стальных столбов. Он гудел от переполнявшей его энергии.
— Ты как будто впадала в спячку, правда? — проговорил он. — Восполняла запас энергии. В ожидании своего шестнадцатого дня рождения. До которого осталось — сколько там? — пять дней. — Он вгляделся, стараясь увидеть ее, как будто впервые, такой как она есть, а не сквозь застящий глаза покров привычки. — Ты могла бы сейчас сделать что угодно, так? Я даже представить не могу — что! Но я должен, я просто обязан заставить себя это вообразить… Ты могла бы… ты могла бы совершить воскрешение. Вернуть кого-нибудь к жизни. Молитвой вернуть душу в покинутое ею тело. Ты ведь могла бы это сделать, правда? То, чего не мог никто, кроме Иисуса. Ни один святой — вообще никто. Но
— Тогда ты женишься на мне?
— Жениться на тебе… да ладно тебе, давай как следует с этим разберемся. Женитьба — это очень серьезный шаг, а мы оба еще так молоды! Ты знаешь, я люблю тебя, я уверен, что и ты любишь меня, но это не означает, что нам необходимо вступать в брак…
Свечи внезапно мигнули, как от сильного порыва ветра.
— Я же не говорю «нет», — торопливо проговорил Гунтарсон.
— Это не отказ! Просто давай серьезно об этом поговорим. — Пламя свечей постепенно выровнялось. — Тут есть две проблемы. Ладно, тебе вот-вот исполнится шестнадцать, так что одной меньше… Но сначала мы должны удивить мир. Выслушай меня! Воскрешение… достаточно ли ты сильна, чтобы сделать это? Могут ли твои молитвы победить смерть? Я думаю — да, ведь сколько исцелений ты уже совершила! Исчезают раковые опухоли, сердца снова работают как надо, восстанавливается поврежденный мозг… Далеко ли от этого до следующего шага — заставить сердце снова забиться? Ну, хотя бы в том случае, когда нет серьезных физических повреждений? Не после пулевого ранения или автокатастрофы, а чего-то вроде смертельной инъекции?.. Может быть, мы могли бы достать тело убийцы, казненного по законам государства, и молитвой вернуть его к жизни?.. Хотя нет, это, наверное, было бы неправильно. Убийцу казнят заслуженно… Слишком противоречивый эффект… И люди могут не захотеть за него молиться. Плюс, если он оживет, то станет знаменитостью вдвойне — и как убийца, и как воскрешенный. Нет, человека надо подобрать правильно… Сочувствие, Умерший должен вызывать сочувствие… Ребенок. Умерший ребенок… Но тут опять встает вопрос о славе. Этот ребенок пронесет свой статус живого чуда через всю жизнь. А что еще важнее — в центре внимания окажется он, а не мы. Само чудо — а не те, кто его совершил. А мы не можем себе позволить уходить в тень. Это наш, и только наш кусок пирога…