Я умолял Кларенса отвезти меня обратно к затонувшей яхте, но он не захотел. Там все должно оставаться как есть, пока не прибудет спасательное судно — так он сказал. Тогда я стал упрашивать маму. А чтобы разжечь в ней азарт, говорил, мол, только представь себе, что там может быть, в рюкзаке утонувшего матроса. Что-то очень-очень ценное…

Может быть, драгоценный камень, сказала она. Это она так чувствовала. Драгоценный камень, завернутый в шерсть. Мы оба страшно взволновались. А мама никогда не могла мне ни в чем отказать…

Мы отправились туда на катере Кларенса и выбрали для этого плохой день. Все утро шел дождь, а после полудня он превратился в сплошной ливень. Уровень озера начал подниматься. Мы очень осторожно вошли в пролив, но два или три раза задевали дном о камни. Конечно, это было сущее безумие — плыть в такую ужасную погоду.

Мама бросила якорь у носа затонувшей лодки, и разделась до купальника. Мы знали, что в перевернутом корпусе есть дыра, потому что были рядом, когда Кларенс и спасатели прорубали себе путь в трюм. Мама перегнулась через борт нашего катера. Вода была ледяная, а дождь лупил так, что коже становилось больно. В воде были видны глинистые, мутные завихрения течений. Мама один раз глубоко вдохнула — и исчезла под поверхностью воды.

Прошла минута, но она все еще не появилась. На то, чтобы разглядеть ее в темной воде, и надеяться было нельзя. Я искал ее мысленно, пытался почувствовать ее, там, в трюме. Она прекрасно плавала — но ей не следовало так долго находиться внизу. А что, если она застряла? Сумеет ли она найти в лишенном света трюме дорогу обратно к отверстию? Она могла удариться, и потерять сознание…

Я не мог уловить никакого телепатического отклика. Если она действительно была без сознания — это объяснило бы, почему я ничего не чувствую. Я пытался передать ей: «Как ты? Ты в порядке?» — но единственное, чего мне на самом деле хотелось — это спуститься в воду и найти ее.

Прошли почти две минуты.

И тут она вынырнула, с радостным криком и синей массой мокрой ткани в руках. «Я его достала, я нашла!» — кричала она, и размахивала над головой свертком, от которого летели во все стороны брызги, и при этом снова уходила с головой под воду. В пяти ярдах от меня она вдруг вскрикнула — это был совершенно жуткий звук! — и исчезла под водой. Когда ее лицо вновь показалось, оно было искажено криком и мукой. Она кричала: «Моя нога, моя нога!» Она провалилась прямо в дыру в обшивке, и разорванные края впились ей в лодыжку. Металл поймал ее в капкан.

Она держала голову над водой, но синий сверток тянул ее вниз. Я подгреб к ней, и взял эту штуку у нее из рук. Это обеспечило ей некоторую свободу, и я дотянулся до ее рук. Но когда она изогнулась, чтобы ухватиться за меня, корпус затонувшей лодки еще чуть накренился, и утянул ее вглубь.