— Любовь. Я все время думал… что у Любви обличье Богочеловека. Что бы он там ни говорил. Я не переставал думать об этом.
— Угу, — буркнул громила.
— И это меня спасло.
С этими словами Бернард рубанул его ребром ладони по горлу.
Ударил не сильно, да этого и не требовалось — противник был застигнут врасплох. Удар пришелся в кадык. Поросячьи глазки полезли на лоб. Обезображенный рот раскрылся в беззвучном крике.
И тут Бернард вцепился ему в мошонку.
От дикой боли человек со шрамом сложился пополам и машинально подался вперед. Бернард отступил на шаг, сцепил ладони замком и занес их над головой. От резких движений у него ломило в висках. Руки его ухнули вниз, подобно ножу гильотины.
Человека со шрамом швырнуло к саркофагу. Он страшно, лицом, ударился об угол гробницы и замер. Брызнула кровь.
Бернард, скорчившись, рухнул на колени, и его вырвало какой-то черной слизью. Но он заставил себя подняться на ноги, опасаясь, что громила придет в себя и нападет на него сзади.
Тело противника повисло на стенке саркофага, потом стало сползать — сначала медленно, затем все быстрее, и наконец грузно шлепнулось на каменный пол.
Бернард пошатываясь подошел к саркофагу. Его выворачивало наизнанку.
В ноздри било поднимавшееся из гроба зловоние. Его собственный запах, запах его смерти. А внизу, в безобразном месиве, лежал человеческий череп с отсутствующей нижней челюстью, и таращился на него пустыми глазницами. Нелепо торчали верхние зубы.
Тяжело дыша, Бернард протянул руку и коснулся черепа. Он почти уже сгнил. Пальцы оставили глубокие вмятины на лобной кости. Бернард зажал череп в вытянутой руке, и ему почудилось, будто перед ним его собственное отражение — наголо обритая голова, серая кожа, ввалившиеся щеки, смертный оскал.
— Поспеши заложить душу дьяволу, ублюдок, — произнес он вкрадчивым, проникновенным шепотом, — потому что твоя задница теперь принадлежит мне.
Испустив низкий, звериный рык, он с размаха швырнул череп обратно в гробницу. Череп, разваливаясь на части, запрыгал по каменной плите, повалился набок и застыл в неподвижности.
Бернард повернулся, яростно полыхая глазами. У ног его лежало бездыханное тело человека со шрамом, голова с редкими рыжеватыми волосами покоилась в луже крови. Оттолкнувшись от гробницы, Бернард поплелся к выходу.
За дверью сразу начиналась винтовая лестница. Он ступал тяжело, преодолевая ступень за ступенью. Единственным, за что он мог ухватиться, был канат, продетый в железные кольца, вмурованные в стену. Цепляясь за канат обеими руками, он подтягивал тело наверх. Казалось, лестничная шахта то неумолимо сжимается, то снова расширяется, подобно мехам аккордеона. Его опять вырвало. В голове стучало, как будто изнутри в череп вбивали здоровенный гвоздь. Но он, стиснув зубы, все шел и шел, не останавливаясь, не давая себе передышки. Лестница постепенно погружалась в темноту, а перед глазами у него все ярче разгорались красные сполохи.