Набить трубку Кавель Глинский Истинный с помощью одной руки был не в силах, а звать кого-то специально не хотелось. Оставалось подождать, что черт принесет кого-нибудь из верных рабов, и приказать ему. Ждать пришлось недолго: дверь радельной приотворилась, и безошибочно узнаваемый профиль горбуна Логгина Ивановича протиснулся внутрь. Повинуясь правилам, горбатый лекарь грянулся оземь.

— Ёптнть… — со стоном выдохнул Кавель, — дармоедов тыща, трубку святому не набьет никто!..

Горбун, никак не обсуждая вопроса о численности истинных и о святости Кавеля, через несколько секунд подал Кавелю вересковую трубку. Глиняные Кавель в Дебри запретил строго, давно, увы, покойные шпионы докладывали ему, что глиняную курит Кавель Журавлев, а верховного кочевника ересиарх из суеверия не хотел повторять ни в чем. Если ересиарх чего и боялся на свете, так только того, что киллер Тимофей Лабуда тоже пойдет в журавлевцы, тогда ему, Истинному, после памятного мухоярского ранения заработавшему пошлое прозвище «недострелок», предстоит переход уже в иное качество, после которого и Начало Света, глядишь, не поможет.

Ужасно, ужасно. Кавель Глинский перестал верить в свое всесилие. Его «Родониты» уходили не то в белый свет, как в копеечку, не то в черную ночь, как черту в лоб. Никто не озаботился сообщить Кавелю перед тем, как было организовано затопление несчастного «Перекопа», что лодка эта с вооружения уже списана и переведена в круизные, что откупил ее владелец московского издательства «Эсхато» Освальд Вроблевский, что следовала она из Тикси в Паульбург, бывший Кенигсберг, для снятия с нее уже не нужных никому и морально устаревших крылатых «Родонитов», а сами «Родониты», спокойствия ради, перенацелены на экспериментальную лобную чертову кость, укрепленную где-то на Камчатке среди сопок. Кто ж виноват, что это была на единственная чертова лобная кость на Руси — но Кавель об этом не знал. Он вообще от боли последнее время мало что знал, мало о чем думал. Он боялся, что пулю ему Лабуда всадил в предплечье отравленную, не простую — и выход теперь один, скорее, скорее пусть наступает Начало Света, — а не то, глядишь, вместо него наступит, скажем грубо и прямо, полный звездец.

Кавель принял у горбуна трубку и жадно затянулся. Табак для него готовили зверский: смешивали дорогой виргинский со страшным киргизским самосадом, добавляли анашу, черный китайский опиум и немного сухого кизяка для аромата. Жаль, составителя этого рецепта, восточного какого-то человека, убить пришлось и захоронить в болоте. Чтобы не сочинил другой раз смеси еще благолепнее. А что делать прикажете? Кавель ничем и ни с кем никогда не делился.